Дитя среди чужих

Он отогнал мысли, боль, странные чувства и сосредоточился на чем-то одном. Чтобы успокоиться. Бросить якорь в этом странном новом существовании. Блестящий предмет на столе, серебряный и сферический. Он и стал первой целью.

Сосредоточившись — теперь уже с целью, — Генри приказал своей руке двигаться. К его изумлению и восторгу, маленькая ручка оторвалась от белой простыни и потянулась мимо защитной балки… — кровати, это кровать, Генри, — и надавила на блестящую металлическую поблескивающую чашу; его пальцы казались такими большими и гротескными в ее изогнутом отражении. Он двигался дальше, пытаясь почувствовать, прикоснуться… он тянулся… и чаша соскользнула, исчезла со стола…

…а потом упала на пол с громким бам.

Его сознание затопила паника.

Но не его собственная.

Дверь в комнату открылась, и Генри повернул голову к посетителю. За ним наблюдала женщина. Он мог слышать видеть прикасаться чувствовать цвета образы мысли, хлынувшие из нее. На мгновение он пришел в ужас. Генри хотел отгородиться от этой женщины, закрыть глаза и вернуться в тихую темноту.

Вместо этого он широко открыл глаза — ВСЕ свои глаза.

Он распахнул всё.

Изумление. Вот что лилось от женщины — медсестры, ее называют медсестрой, — стоявшей в дверях. Она уставилась на него в… да, в изумлении, а затем пришла главная мысль, такая же яркая и четкая, словно женщина встала с ярко освещенной неоновой вывеской:

Он проснулся! Боже мой, мальчик проснулся!

Страх Генри исчез, погребенный под ошеломляющим удивлением и радостью медсестры.

Когда она громко рассмеялась и приложила дрожащую руку к подбородку — несмотря на пластик, закрывающий рот, и болезненную сухость губ, — Генри не смог удержаться от улыбки.

7

Через несколько дней после того, как из горла Генри извлекли эндотрахеальную трубку, Джим Кэди, огромный мужчина, одетый в кроссовки, черные брюки-карго и белую футболку, оттопыренную на плечах и бицепсах, заказал еще две порции «Джека Дэниелса». Его руки были сжаты в кулаки и покоились на покрытой лаком стойке из красного дерева, словно концы двадцатифунтовой гантели. Его волосы были коротко подстрижены. А опущенные глаза соответствовали коже цвета могильной грязи.

Но в отличие от большинства идиотов, которые сидели в баре в середине дня, пристально уставившись на рюмку, которая то наполнялась, то пустела, Кэди, вообще-то, нашел сегодня работу. А вместе с ней и цель.

Ну, пока нет. Не официально. Но работа будет. Он об этом позаботился.

Джим открыл обложку потрепанного по краям красного блокнота на спирали, лежащего рядом с пустыми рюмками на стойке. Первые зачитанные страницы были заполнены подчеркнутыми именами с номерами телефонов. Под каждой записью были аккуратные пометки, строка за строкой, пункт за пунктом. Что ему от них было нужно. Что они могли ему дать. Кто был в деле. Кто — нет. Кому был должен Джим, а кто задолжал ему.

Толстая черта пересекала множество имен. Большую их часть, на самом деле.

Эти записи, эти страницы были основой — фундаментом — его Планов.

А Планов было много.

Некоторые увенчались успехом, но приходилось признать, что большинство — нет. Исход многих зависел от судьбы. На страницах потрепанного блокнота (и многих других подобных ему) были списки небольших халтур — вид насилия и краткосрочной выгоды, которые проложили бы ему путь обратно в тюрьму на несколько лет — сделки с высоким риском и низким вознаграждением. На отчаянные времена. Другие планы были долгосрочными. Их надо было продумывать годами. Давать на лапу всем в городе, рассаживать своих по ключевым местам, чтобы нашептали, когда случится то или это. У него были десятки, сотни страниц Планов — какие-то хорошие, какие-то не очень, какие-то потенциально отличные. Некоторые были не более чем набросками, идеями, которые можно реализовать, если подвернется подходящая возможность.

Вариантов не бывает слишком много.

Джим завел первый блокнот, когда был подростком. Он уже потерял счет, сколько их было с тех пор — какие-то навсегда исчезли в огне, сожжены, чтобы защитить виновных; какие-то он хранил на будущее. В молодости он в общих чертах расписал все преступления, которые мечтал совершить, размышлял и прописывал, пока его отец отсыпался в соседней комнате, даже не желая брать на себя роль родителя. Напуганный мешок дерьма.

Тот парень — маленькая версия Джима Кэди — расписал все детали вымышленных сценариев, а потом медленно воплощал их в жизнь.

Хоть и несколько иначе.