Дитя Света

— Я не позволю вам убить моих родных, — с угрозой пообещала я, усаживаясь на свое место.

— И все же, что пробудило тебя? — словно не слыша моих слов, продолжал Ольгар.

— Вы меня создали, вам и знать, — рявкнула я.

— Сколько эмоций, сколько жизни, — мечтательно произнес магистр, прикрывая глаза. — Как приятно слышать здесь жизнь… — Он помолчал, а потом сразил меня. — Не мы создали тебя. Мы пытались привязать тебя к источнику с рождения, чтобы ты росла, впитывая силу Света. Но после рождения привязки не было. Ни один поток не тянулся к тебе. Наш эксперимент провалился. Ты родилась самым обычным ребенком. Обласканной всеми родными и близкими, долгожданной, но совершенно обычной одаренной. К тому же твой уровень источника магии не унаследовал мощи твоих родителей. Мы даже не стали следить за твоим развитием. Хотя планировалось, забрать тебя, когда ты достигнешь пяти лет и растить в Воинстве.

— Что? — я ошарашено посмотрела на него. — Забрать у родителей?

— Маленькая плата за возможность быть рядом, — пожал плечами Ольгар. — Видеться вам не запретили бы, но росла бы ты и воспитывалась рядом с нами. Так что пробудило тебя, малышка Мэйгрид?

— Откуда я знаю, — я зло посмотрела на него. — Покинула отчий дом, переехала в академию, сменила круг общения.

Магистр снова покачал головой и пристально всмотрелся в меня. Затем вздернул бровь.

— Демон? Любопытно… Свет отреагировал на демона. — Ольгар даже со мной не разговаривал сейчас. Просто излагал мысли вслух, продолжая рассматривать меня.

— Если не вы, тогда, как во мне появилась эта сила? — я постаралась отвлечь основателя от пристального изучения себя.

Он пожал плечами и откинулся на спинку своего стула.

— Я вижу только два варианта. — Наконец, сказал Ольгар. — Твои родители, наполненные силой, передали тебе Свет при зачатии. Твоя матушка вынашивала тебя, уже будучи Воином. Но тогда и твой брат должен обладать этим даром. И второй, — магистр чуть задумался, — тебя одарил сам Свет.

Недоуменно взглянув на него, я даже снова принялась есть. Сам Свет? За что мне такая честь? С чего вдруг богу одаривать меня? Какая была в том нужда? Почему я? Что такого во мне, что привлекло бога? Скорей, верен первый вариант, но тогда они заберут и брата! Тьма! Они и так его заберут, лишив моих родителей потоков. Это замкнутый круг!

— Ты ищешь выход, — произнес основатель, следя за мной.

— И найду, — решительно заявила я, снова откладывая ложку.

— Чертоги закрыты. Не зная путь, отсюда невозможно выйти… как, впрочем, и зайти, — магистр поднялся из-за стола. Он направился к двери, но, уже взявшись за ручку, неожиданно вернулся назад и снова сел напротив. — Скажи… — Ольгар чуть замялся. — Что чувствуешь, когда любишь?

Я подняла на него взгляд, полный изумления.

— Я не успел, — немного растерянно улыбнулся магистр. — Вступить в союз против Тьмы успел, выиграть битву с ней тоже, а вот любить… Наше братство сложилось сразу, и мы ушли от мира. Сначала это было безразлично, потом стало вроде и ненужным. Но каждый раз, когда я заглядываю в глаза тем, кто просит о воссоединении, их свет заставляет мое сердце сжиматься от тоски о непознанном. Всегда хотелось спросить, что они чувствуют, но, сама понимаешь, это было бы нелепо. А вот тебя спрашиваю.

— Ну, так влюбись, что может быть проще, чем узнать ответ на собственном опыте? — усмехнулась я.

— Я видел глаза демона, когда ты вошла в портал, он будто умер в это мгновение. Его аура полыхала горем, ненавистью и отчаянием. Столько эмоций, — и вновь мечтательно прикрытые глаза. — Я иногда скучаю по эмоциями, но мы выжгли их из себя. Мы не гневаемся, не плачем, не кричим. В нас нет ненависти, как и любви. Я не могу полюбить, Мэйгрид, я сам себя лишил этой возможности, как и остальные братья. Нас девять живых призраков, самовольно ставшие тенями. Это был наш выбор, о котором мы не жалеем. И все же свет в глазах влюбленных меня тревожит. Так что ты чувствуешь?

Да кто он такой, чтобы знать о моих чувствах? Чтобы лезть в мою душу? Темно-синие глаза выжидающе смотрели на меня. В них светилось легкое любопытство. Неожиданно раздражение сменилось жалостью. Но не той душевной, когда наворачиваются слезы на глаза, а смешанная с некой долей брезгливости.

— Почему вы выбрали такой путь? Почему лишили себя возможности чувствовать? — спросила я вместо ответа.

— Ради беспристрастности. — Ответил Ольгар. — На наши суждения и решения не должны влиять неприязнь или симпатия. Мы взяли на себя тяжкий груз, и чтобы нести его сквозь века должны быть холодны. Нет, мы не равнодушны, но мы зрим в суть.

— Белое — белое, черное — черное, — насмешливо уточнила я.