Дитя времени

Пэйн-Эллис поступила несправедливо, если не сказать не по-писательски, намекнув на будущее Елизаветы как жены Генриха VI, в то же время не упоминая о неприятностях, которые произойдут до того. Предположение, что читатели знают о браке Елизаветы с первым королем Тюдором, означало, что они знают и об убийстве ее братьев. Это грядущее событие отбрасывало мрачную тень на веселую и беззаботную сцену, которой Пэйн-Эллис решила закончить свой роман.

Но в целом, подумал Грант, судя по прочитанным отрывкам, книга получилась неплохой. Возможно, он даже когда-нибудь вернется к ней и прочитает всю целиком.

Грант выключил лампу и уже начал засыпать, когда его внутренний голос произнес: «Но ведь Томас Мор — это Генрих Восьмой!»

От этой мысли сон как рукой сняло. Грант снова включил лампу.

Конечно, голос имел в виду не то, что Томас Мор и Генрих Восьмой — одна и та же личность. Но по обычаю соотносить эпохи с жизнью конкретного монарха Томас Мор принадлежал к эпохе царствования Генриха Восьмого.

Грант лежал, глядя на островок света, отбрасываемый лампой на потолок, и думал. Ведь если Томас Мор был канцлером Генриха VIII, то он должен был жить и во время всего долгого царствования Генриха VII, и во время правления Ричарда III. Что-то здесь не так.

Грант достал написанную Мором «Историю Ричарда III». В книге имелось предисловие, где давалась краткая биография автора, которую Грант не удосужился прочитать прежде. Теперь он занялся предисловием, желая выяснить, каким образом Мор одновременно мог быть биографом Ричарда III и канцлером Генриха VIII. Интересно узнать, в каком возрасте был Мор, когда Ричард сел на трон?

Мору исполнилось пять!

Итак, во время драматической сцены Совета в Тауэре Томасу Мору было всего лишь пять лет. Когда Ричард погиб при Босворте, Мору исполнилось восемь.

Вся написанная им биография Ричарда III основывалась на слухах. А что полицейские ненавидят больше всего, так это слухи. Особенно, когда речь идет об уликах.

Грант так возмутился, что швырнул сочинение досточтимого Мора на пол и только тогда спохватился, что книга библиотечная и дана ему лишь на четырнадцать дней.

Мор никогда даже не был знаком с Ричардом III. Он вырос уже при Тюдорах. А историки считали его книгу хрестоматийным жизнеописанием Ричарда III! Из этого источника черпал сведения Холиншед, на основе чьих трудов Шекспир написал знаменитую трагедию. Но если не считать того, что Мор верил в написанное, его труд представлял не большую ценность, чем правдивые истории барона Мюнхаузена. А подобные россказни Лаура, кузина Гранта, именовала «бессовестным надувательством». «Истинная правда», рассказываемая кем угодно, но не очевидцем. То, что Мор обладал критическим умом и считался достойным и правдолюбивым человеком, не делало его сочинение приемлемым свидетельством. Немало достойных людей в свое время с готовностью поверили в утку о том, что русские армии высадились в Великобритании. Грант слишком долго имел дело с людьми, чтобы верить в то, что некто с чьих-то слов рассказывал о том, что еще кто-то где-то видел или слышал.

Грант был возмущен.

При первой же возможности он попытается достать описание событий короткого правления Ричарда, сделанное его подлинным современником. Библиотека может получить своего драгоценного сэра Томаса полутора неделями раньше. Пусть сэр Томас был мучеником и великим человеком, для него, Алана Гранта, это не имеет ни малейшего значения. Он, Алан Грант, знает, что многие великие люди мыслят некритически, что готовы поверить в ерунду, которая заставила бы покраснеть любого мошенника. Он знавал крупного ученого, уверовавшего в то, что кусок муслина и есть дух сестры его бабушки лишь потому, что так ему сказал неграмотный медиум где-то на задворках Плимута. Он знал одного человека, считавшегося знатоком человеческой психологии, который «верил самому себе, а не полицейским басням» и которого ловкий мошенник обвел вокруг пальца и обобрал буквально до нитки. Что касается его, Алана Гранта, то он твердо верил, что никто не бывает подчас так глуп и доверчив, как великий человек. Что касается его, Алана Гранта, то с Томасом Мором он покончил раз и навсегда и с завтрашнего утра начинает собирать материалы заново.

Во сне Грант вопреки всякой логике продолжал испытывать раздражение и утром проснулся, так и не остыв окончательно.

— Вам известно, что ваш драгоценный Томас Мор вообще ни черта не знал о Ричарде III? — с раздражением напустился он на Амазонку, едва та показалась в дверях.

Сестра даже растерялась — не столько от неожиданности, сколько от ярости, с которой был задан вопрос. Еще одно резкое слово — и слез не миновать.

— Да нет же, он знал! — запротестовала девушка. — Он ведь жил тогда.

— Мору было восемь лет, когда Ричард погиб, — беспощадно продолжал Грант. — И знал он все только по слухам. Как я. Как вы. В моровской истории Ричарда III нет ничего, заслуживающего уважения. Сплошные сплетни и надувательство.

— Вам сегодня хуже? — спросила сестра с тревогой. — Температуры нет?