Луи заставлял себя успокоиться и, рассуждая по возможности здраво, правильно оценивать ситуацию. Адам Безотцовщина по-прежнему находился между жизнью и смертью. К великому сожалению, он не умер, но все еще оставался абсолютно беспомощным, а для Луи это было очень важно, потому что он понимал: как раз сейчас для него самого настало время действовать.
Из-за всех этих бесчинств у большинства парижан «мясницкий» террор вызывал отвращение. Настанет момент, когда придется организовать контрдвижение и возглавить его. На короля рассчитывать нечего, его сознание оставалось замутненным; дофин был всего-навсего марионеткой; Изабо Баварская казалась существом нерешительным и слабым. Единственным человеком, способным встать во главе движения, оказывался герцог Беррийский.
А герцог Беррийский между тем не выходил из Нельского дворца, и жизнь его подвергалась опасности. Необходимо было доставить его в безопасное место. А разве можно отыскать место безопаснее, чем то, что предложил теолог Жерсон, — собор Парижской Богоматери? Луи де Вивре выждал некоторое время и решился, наконец, отправиться спасать Жана Беррийского.
В одиннадцать вечера он вышел из дома. Когда Луи оказался на площади, его приветствовали радостные пьяные выкрики: «Да здравствует квартальный старшина!» Взяв под мышку плащ, человек-птица отправился в путь.
Пожалуй, Луи был единственным, кто мог ночью прогуливаться по улицам Парижа, оставаясь в полной безопасности. Кто решился бы напасть на старшину квартала собора Парижской Богоматери, почти столь же знаменитого, как и сам Башка? Кто осмелился бы атаковать фигляра, чьи птичьи лапы и клювастая голова стали уже легендарными?
Луи перешел на левый берег и зашагал по набережной по направлению к Нельскому дворцу. Тогда он снял маску и до самых глаз укутался плащом, потому что квартальный старшина не должен входить в дом герцога Беррийского: это означало бы выдать себя. Момент действительно был опасный, но, к счастью, на улице было очень темно и, главное, совсем безлюдно.
Проникнуть в Нельский дворец через одно из разбитых окон первого этажа оказалось делом весьма простым. Огромное помещение оказалось совершенно пустым. Луи направился было к лестнице, но услышал какой-то шум. Вооруженный слуга с факелом в руке преградил ему путь.
— Сюда нельзя!
В голосе слуги звучал неприкрытый страх, но было также очевидно, что храбрый человек готов защищать своего господина даже ценой собственной жизни.
Луи спокойно произнес:
— Я не желаю никакого зла монсеньору герцогу. Напротив, я пришел, чтобы спасти его. Посмотрите, я один.
Слуга недоверчивым взглядом окинул помещение: оно и в самом деле было пустым.
Луи между тем продолжал:
— Я Луи де Вивре, в прошлом советник монсеньора герцога Орлеанского. Твой господин знает меня. Сообщи ему мое имя.
Слуга исчез, но довольно скоро вернулся и велел следовать за ним. Луи оказался в комнате герцога Беррийского. Старик сидел в окружении нескольких солдат. На нем была длинная ночная рубашка. Взяв факел, он приблизил его к лицу своего нежданного гостя.
— В самом деле! Луи де Вивре!
Герцог попросил солдат удалиться и, когда они остались одни, спросил:
— Что вам угодно?
— Я уже сказал вашему слуге: спасти вас. Я могу провести вас в собор Парижской Богоматери. Там вы будете в безопасности.
Грустная улыбка появилась на лице, обрамленном седыми волосами.
— Простите, друг мой, но как вы сможете защитить меня в одиночку?
Вместо ответа Луи скинул плащ и нацепил свою птичью маску. Герцог Беррийский не смог удержаться от вскрика:
— Старшина квартала собора Парижской Богоматери!
— Да, монсеньор. Вот уже много месяцев я играю эту гнусную роль в ожидании подходящей минуты. Оденьтесь как можно скромнее и накройтесь моим плащом, чтобы вас не узнали.
Переодеваясь, герцог Беррийский рассказывал:
— От моих людей мне стало известно, что Гильом Сирас, квартальный Сент-Оноре, готов переметнуться в другой лагерь. Как вы знаете, это предводитель плотников, а плотники всегда враждовали с мясниками. Можете ли вы привести его в собор?
— Он будет там завтра.
Через минуту оба уже вышли на улицу. Луи вновь надел свою маску. Навстречу им попались несколько человек, но никто не обратил на них особого внимания. Кого мог удивить старшина квартала собора Парижской Богоматери, прогуливающийся с человеком, который вынужден скрывать лицо? Наверняка у него имелись на то причины.
На площади все оказалось еще проще. Они добрались туда ближе к полуночи. К вечеру пьянство становилось повальным, и был слышен лишь пьяный храп и обрывки скабрезных песенок. Луи толкнул ворота собора, чтобы герцог Беррийский вошел внутрь.
Затем квартальный старшина вернулся к себе домой. Заметив хозяина, один из его людей, валявшийся пьяным у стены, попытался было приподняться на локтях и воскликнул:
— Да здравствует квар…
И вновь рухнул на мостовую, всю в пятнах вина и крови.
На следующий день Луи де Вивре отправился в квартал Сент-Оноре, чтобы встретиться с Гильомом Сирасом. Тот принял его с недовольным видом: Болтун считался одним из самых жестоких руководителей мятежа.