Она указала на книгу, которую взяла в руки Юдифь.
— Что это за книга?
Подруга Франсуа спокойно ответила:
— «Алфавит» Бен Сиры.
— О чем она?
— Именно в ней говорится о Царице Ночи. Вот видите, вы знаете далеко не все…
Адам чувствовал себя все менее уверенно. Его поразительное сходство с отцом вызвало первый шок, а теперь еще эта комната, слабо освещенная дрожащим светом факелов, этот ритуал, в котором, казалось, разбирались все, кроме него. Он с силой опустил свою булаву на стол рядом с мечом и злобно обратился к Франсуа:
— Вы знаете, что это такое? Это оружие, которым я убил при Азенкуре вашего внука Шарля! Смотрите-ка внимательно: здесь еще осталась его кровь!
Франсуа и в самом деле разглядел коричневые пятна, похожие на те, что виднелись на его мече. Противостояние началось…
Адам продолжал, возбуждаясь все больше:
— Я пришел сюда, чтобы убить вас! Вот вам список моих подвигов! Посмотрим, выдержит ли ваше сердце!
И Адам рассказал о том, как стал причиной смерти Луи де Вивре, как он медленно, неотвратимо заманивал сводного брата в ловушку. Адам уже начал повествование о казни Луи, на которой имел удовольствие присутствовать, когда Франсуа остановил его:
— Не надо. Это смерть героя. Я знаю все.
Адам де Сомбреном поморщился.
— Но вам еще не известно о печальной судьбе Мелани… Meлани, моей сестры и вашей дочери! Вы также не знаете, что произошло с отцом ее ребенка, Рено де Молленом… Это имя вам ни о чем не говорит? Я с большим удовольствием устроил судьбу их обоих. Я сам все придумал, уж поверьте!
Адам пустился в новую историю, не упуская ни единой подробности и с особым удовольствием останавливаясь на непристойностях.
Затем он перешел к сражению при Азенкуре и, еще не дойдя до убийства Шарля, разглагольствовал о своих проанглийских чувствах. Он не скрывал ликования, которое охватило его при известии о поражении Франции и об уничтожении цвета ее рыцарства.
Франсуа де Вивре стало плохо: грудь его сжимали невидимые тиски, ему трудно было дышать. Он уже и так мучительно страдал, думая о несчастьях, которые настигли его потомков. И каково же было ему теперь узнать, что виновником всего послужил его собственный сын!
Адам — чудовище. Сомнений на сей счет не оставалось никаких. Он говорил с такой откровенностью не из пустого бахвальства, не из тщеславия, — нет, этим способом Адам рассчитывал убить отца! Он, несомненно, надеялся, что ввиду своего преклонного возраста Франсуа не вынесет разоблачений. И, похоже, замысел его мог бы и осуществиться: Франсуа чувствовал головокружение, ему не хватало воздуха, сердце колотилось все сильнее.
Его взор упал на Лилит, которая пристально наблюдала за ним, подстерегая момент, когда он не выдержит и упадет. Франсуа вдруг вспомнил, что смотреть на нее нельзя: Царица Ночи столь черна, что поглощает весь свет, в том числе и тот, что исходит от человека. Он закрыл глаза, и это спасло его.
Адам продолжал рассказывать, но Франсуа больше его не видел, и поэтому все изменилось: отныне сир де Вивре читал в своем сыне, как в открытой книге. Теперь существовал лишь один голос. Ни мимики, ни жестов. И этот голос изобличал и опровергал слова, которые произносил, он открывал свою тайну…
Наконец, подробно описав, как голова Шарля де Вивре разлетелась на куски, Адам остановился. После этого Франсуа произнес одно лишь слово:
— Почему?
Поскольку Адам не уловил смысла вопроса, Франсуа уточнил:
— Почему ты преследуешь членов твоей собственной семьи? Почему с такой настойчивостью ты уничтожаешь их?
Адам усмехнулся.
— Из ненависти к вам, разумеется!
Франсуа покачал головой, глаза его были по-прежнему закрыты.
— Я тебе не верю… Ты не можешь ненавидеть половину своего существа.
И тут впервые в тоне Адама прозвучала неуверенность:
— Вы лжете! Я все унаследовал от своей матери, а от вас — ничего. Я Адам Безотцовщина!
— Предков не выбирают, Адам! Тебе это должно быть хорошо известно, если ты рыцарь.
— Не понимаю.
— Если ты рыцарь, значит, перед посвящением ты провел ночь в церкви. И там, когда ты размышлял в одиночестве, ты неизбежно должен был увидеть то, что находится в тебе самом… Я знаю, в себе ты обнаружил меня!
Адам сидел потрясенный, не в силах произнести ни слова. Лилит закричала:
— Адам! Это ведь неправда!
Но Адам смотрел на нее, словно одурманенный. И Лилит поняла: произошло нечто, что он утаил от нее. Адам вовсе не был таким нечувствительным и непоколебимым борцом, как она думала. Адама обуревали сомнения. В эту минуту он готов был уступить отцу, может быть, даже броситься перед ним на колени и вымаливать прощение.
Нужно было действовать немедленно, вмешаться, встать между ними, иначе она потеряет его навсегда! Лилит положила ладонь на руку Адама, велела ему молчать и громко обратилась к Франсуа:
— Я — Лилит, Царица Ночи, Черная Луна, Черная Ева, Сумрачная мать…
— Знаю…
Франсуа де Вивре сидел по-прежнему с закрытыми глазами. Наконец перед ним был настоящий противник, ибо опасаться следовало не Адама, но Лилит: он всегда это знал.