Дитя Всех святых. Перстень с волком

Франсуа открыл глаза. Он не утратил способности судить о людях по голосу. Речь Луи была сбивчивой и недоступной его пониманию, но одно было очевидно: он говорил правду. И Франсуа просто произнес:

— Я верю вам.

Лицо Луи выразило невероятное облегчение. Он пустил свою лошадь в галоп, и Франсуа сделал то же самое.

— Как же Вивре оказался в руках англичан?

— Это я им его отдал.

— Что вы такое говорите?

— Иначе не могло быть. Я — один из советников Иоанна Четвертого.

Потрясение Франсуа было столь велико, что в течение какого-то времени он не мог произнести ни звука. Наконец, он проговорил почти беззвучно:

— Может, объясните мне?

Они только что доскакали до поляны, за которой виднелся густой лес. Луи указал на узкую тропинку.

— Туда.

— Куда она ведет?

— В одно убежище, о котором никто не знает.

Это был мрачный путь, настоящее ущелье. Луи только что признался отцу в худшем из предательств, и, тем не менее, Франсуа следовал за ним. Ибо голос сына не мог лгать. Это был голос благородный, искренний, любящий.

Они спешились одновременно.

После довольно долгого пути, проделанного в полном молчании, Луи раздвинул густые ветки, и открылся вход в пещеру. Отверстие оказалось достаточно большим, чтобы туда могли войти и лошади. Затем Луи прикрыл за ними вход, оставил животных и стал карабкаться по самодельной лестнице, сделанной из связанных ветвей.

— Я открыл это убежище случайно, когда еще был ребенком. Я часто приходил сюда помечтать.

— Вот как? Я никогда не замечал.

— Вы всегда были в отъезде, отец.

Голос сына был грустным. Франсуа ощутил укол в сердце и еще раз осознал, насколько же плохо он знал собственного сына. Так значит, Луи мечтал! Когда появлялась возможность, он забирался в эту пещеру и здесь чувствовал себя защищенным от мира, а может быть, и от него тоже.

Они добрались до открытой площадки. Внизу, под ногами, весь лес был как на ладони. Отсюда можно было видеть всех, кто проезжал мимо, оставаясь незамеченным.

Луи сел.

— Вот здесь.

Впервые за все это время Франсуа внимательно взглянул на сына. Бесспорно, он был красив. Красив до такой степени, что отсутствие правой руки не бросалось в глаза. Был он среднего роста, но хорошо сложен, с правильными чертами лица. В глазах светился ум. Аккуратно остриженные короткие волосы были великолепны: черные, цвета воронова крыла и столь блестящие и тонкие, что казались шелковыми…

Наконец Франсуа вернулся к действительности.

— Вы знаете, что случилось с королем?

— Да, в Вивре был гонец. Если разум не вернется к Карлу Шестому, придется следовать за герцогом Орлеанским, потому что герцоги Беррийский и Бургундский не заслуживают никакого доверия, Бургундский — в особенности.

— Похоже, вы в курсе всех событий.

— Это естественно, отец.

Над Вивре и его окрестностями вставал чудесный день. После стольких волнений Франсуа постепенно приходил в себя.

— Теперь объясните мне все.

— После замужества Изабеллы я покинул Вивре. Мне хотелось действовать, но, лишившись руки, я потерял и возможность выбора. Я решил шпионить за бретонским двором в пользу короля Франции. Я прибыл в Париж, и мое предложение было принято. Затем я отыскал Иоанна Четвертого, который тотчас же сделал меня своим советником.

— И он ни разу не заподозрил вас?

— Ни разу.

— Но моей крестной была Жанна де Пентьевр, и я всегда сражался против него!

— Именно так.

— Не понимаю…

Внезапно Луи смутился.

— Понимаете, отец… Ходили слухи, — под которыми нет, конечно, никаких оснований, — что, когда я был ребенком, между нами не было… понимания…

Теперь настала очередь Франсуа смутиться. Луи между тем продолжал:

— Когда я впервые предстал перед Иоанном, я кипел ненавистью по отношению к вам. Я заявил, что хочу посвятить свою жизнь мщению. И это было встречено весьма благосклонно. К несчастью, мне пришлось пожертвовать Вивре, иначе мне бы не поверили.

Франсуа покачал головой.

— А Куссон?

— Герцог потребовал и его тоже. Зная, что этот наш замок неприступен, я послал тайную депешу Мардохею Симону, приказав ему не слушаться меня ни в коем случае. И когда я отдал ему официальный приказ открыть мне ворота, он отказался. Успокойтесь, Куссон принадлежит нам. И Вивре тоже вернется к нам, когда наступит подходящий момент.

Франсуа посмотрел на сына с недоумением. Уверенность, с которой говорил Луи, непринужденность, с которой он разбирался в вещах, для него, Франсуа, совершенно чуждых и непонятных, приводили Франсуа в замешательство.

— И что вы делаете при бретонском дворе?

— Мало говорю, много наблюдаю и слушаю.

— И зачем все это?

— А почему, как вы думаете, король Франции был так уверен, что соглашение с Иоанном Четвертым невозможно?

— Так это ваша работа?

— Моя и других. Король Франции всегда выслушивал все стороны, прежде чем принять решение. Это мудрец. То есть он был мудрецом…

После недолгого молчания Луи продолжил свою удивительную исповедь:

— Но эффективнее всего я действую даже не при бретонском дворе, а при английском.

— Вы уже ездили туда?