Дитя Всех святых. Перстень со львом

Ректор университета, парижский епископ и все самые важные лица столицы ожидали перед воротами, чтобы встретить дофина и преподнести ему ключи от города. Толпа на улицах собралась несусветная. Кроме больных и увечных, из домов высыпало все население. Колокола звонили во всю мочь.

Франсуа ехал рядом с графом де Танкарвилем, который с самого начала отнесся к нему с симпатией, без сомнения заинтересованный этим печальным рыцарем, который присоединился к ним в самую тяжкую минуту. Франсуа не обращал на него внимания. Он вспомнил, как годом раньше вступал в Лондон. Тогда тоже звонили все колокола. Франсуа следовал за побежденным королем, он шел пешком вместе с другими пленниками, он был слеп, но он смеялся! Сегодня он скакал вслед за принцем-победителем, в блещущих доспехах, среди приветственных криков и рукоплесканий целого народа, и при этом ему хотелось плакать!

Граф де Танкарвиль, уже некоторое время наблюдавший за ним, спросил:

— Почему такое грустное лицо, рыцарь? Ваше сердце должно ликовать.

Франсуа сделал жест, словно извиняясь.

— Мое сердце осталось в другом месте.

Он снова принялся мрачно разглядывать толпу. Каким унылым показался ему Париж, несмотря на разукрашенные дома и крики радости! Одни улицы сменяли другие, люди проходили мимо нескончаемой чередой… Лишь одно-единственное видение вызвало у него улыбку. Птичий торговец с паперти собора Богоматери, которого Франсуа видел в день убийства маршалов при оружии и в красно-синем капюшоне. Сейчас он кричал громче других, заменив свой подозрительный головной убор великолепным зеленым капюшоном! Немного поодаль стайка студентов шумно хлопала в ладоши. Франсуа вздрогнул: Жан! Он должен увидеть Жана. И в его душе вдруг вспыхнула искорка интереса.

Дофин и его небольшой отряд достигли, наконец, собора Богоматери, где услышали «Те Deum»[40]. Франсуа присутствовал на церемонии, словно призрак. Безразличный ко всеобщей радости и к почетному месту, которое занимал, он беспрестанно повторял про себя: «Я должен увидеть Жана…»

Церемония окончилась. Франсуа медленно вышел, опустив голову. Жилетта Берсийка, увидевшая его из их дома, вышла из-за колонны и приблизилась к нему. Франсуа заметил ее, лишь когда она оказалась совсем рядом. Девушка смотрела на него испуганными глазами и дрожала всем телом. Франсуа схватил ее за руку.

— Где Жан?

Жилетта печально улыбнулась такому неожиданному приему.

— Скрылся.

Она пересказала ему историю, которую узнала от студентов, и добавила, что Жану, вероятно, удалось выбраться из Парижа, поскольку его нигде не нашли, в том числе и в склепе, который, в конце концов, тоже обыскали.

Франсуа ни словом больше не обмолвился по поводу судьбы своего брата и величайшей опасности, в которой тот оказался. Не упомянул он и о необычайной привязанности, которую Жан питал к своей золотой булле. Франсуа сказал лишь:

— Но кто же мне теперь объяснит, зачем умер Туссен?

Жилетта разрыдалась. Только тут Франсуа в первый раз по-настоящему обратил на нее внимание. Он с удивлением посмотрел на девушку.

— Неужели ты так сильно его любила?

— Я любила его, потому что ты его любил! Как ты страдаешь, должно быть!..

Они стояли прямо перед их домом. Жилетта взяла его за руку.

— Идем!

Франсуа позволил ей увести себя. Он был слишком одинок, слишком потерян, чтобы отказаться от этой помощи, какой бы убогой она ни была. Поднимаясь по лестнице, Жилетта объяснила ему, что Алисон и Томасса предпочли вернуться к мадам Гильеметте и что она осталась тут совсем одна. Франсуа избавился от своих доспехов, пока Жилетта снимала платье, и вновь обрел это счастье — заниматься с ней любовью. Если сама девушка совершенно стерлась из его памяти, стоило ему расстаться с ней, то его тело не забыло ничего. После любви он смог, наконец, расслабиться и заснул в ее объятиях.

Во сне Франсуа вновь обнаружил себя на лестнице. Он не хотел подниматься по ней, однако выбора у него не было. Очутившись на ступеньках, он начал подъем, но они опускались вниз сами по себе, и он тоже спускался вместе с ними, все быстрее и быстрее, и вдруг услышал женский крик… Продолжая спускаться, он достиг какой-то площадки. Открылась дверь. Он не хотел туда входить, но его толкнули в спину. И Франсуа оказался в комнате, кишащей змеями. Он закричал и проснулся…

Жилетта гладила его лицо. Некоторое время он позволял ей это делать, потом с силой высвободился. Потрясение, вызванное черным сном, который приснился ему уже второй раз за неделю, было таким сильным, что он чуть не ударил ее. Жилетта забилась в угол, а он, надев вместо доспехов обычное платье, вышел.

Франсуа брел по улицам наугад и оказался на Гревской площади. После нескольких месяцев восстания это место снова приобрело мирный вид, и каждый спешил завершить свои дела, поскольку приближались сумерки.

Франсуа довольно долго наблюдал суетливое движение грузчиков, сносивших с барж на берег хлеб, дрова, вино. Потом прилег на прибрежном песке.

Мало-помалу его ум и душа опустели. Солнце садилось на стороне Шайо. Зрелище было восхитительным…

И тут прошел вафельник.