Их супружеское рвение увенчалось чудесным событием: в начале весны Ариетта объявила Франсуа, что беременна. Узнав об этом, он не скрывал радости, но некая тень все же омрачала его чело. Ариетта догадалась о ее причине.
— Успокойтесь. Этот выживет…
— Откуда вы знаете?
— Я поняла предсказание Тифании: Изабелла родилась первой и в нечетный год. Этот ребенок будет третьим, и тоже в нечетный год. Бедняжка Катерина была второй, в тысяча триста шестьдесят втором году…
Франсуа гораздо меньше жены верил такого рода предсказаниям, но, тем не менее, это его успокоило. Хотя одна мысль снова смутила его ум.
— А четвертый ребенок, о нем вы подумали?
— Подумала. Примем Божью волю, какой бы она ни оказалась.
Ариетта приблизилась к Франсуа и улыбнулась:
— Иначе мы должны будем отказаться от любви…
Франсуа написал графу де Танкарвилю и снова предложил ему с супругой стать крестными родителями. Танкарвиль ответил, что на этот раз они будут точно к предусмотренной дате, а именно — к 15 ноября.
В это же время Франсуа впервые заинтересовался их дочерью Изабеллой. В год с половиной она была необыкновенно подвижна и бегала по всему замку. Девочка была похожа на отца: белокурая, с правильным лицом, ничего не унаследовавшая от рыжей масти и дерзких черт Ариетты… Франсуа был весьма удивлен ее поведением: казалось, девочку чрезвычайно привлекало рыцарское снаряжение, ей доставляло несомненное удовольствие гладить руками полированную сталь доспехов; несколько раз она даже порезалась, проведя пальчиком по лезвиям мечей… В конце концов, Франсуа забеспокоился, но Ариетта не разделяла его тревог.
— Просто наша дочь — неудавшийся мальчишка. Ну и что такого? Из таких сорванцов вырастают прекрасные женщины.
— Вы, в самом деле, так думаете?
— У меня самой было полно мальчишеских замашек.
Граф и графиня де Танкарвиль прибыли в Вивре 11 ноября 1363 года, на день святого Мартина. Их крестник появился на свет через неделю, 18 числа, на святого Эда. Как и в предыдущий раз, новость застала Франсуа в часовне.
Витражи были недавно вставлены, и Франсуа молил Людовика Святого и всех святых, чтобы родился мальчик. Если наследник появится в день его заступника Эда, каким рыцарем он станет! С таким покровительством Луи просто обязан быть исключительным воином, героем!
Вошла акушерка с ребенком на руках и объявила:
— Мальчик!
Франсуа бросился к младенцу, схватил на руки и поднял, крикнув, как это сделал когда-то Гильом:
— Мой лев!
Только после этого склонился он над крохотным существом и бросил на него взгляд. И остолбенел, раскрыв рот: его сын ничуть не был на него похож!.. До этого мгновения Франсуа на сей счет просто не задумывался, он был заранее уверен, что Луи будет копией его самого — непременно. Ведь и сам Франсуа был вылитый портрет своего отца Гильома, а тот — деда; казалось, такова воля Божья: чтобы все Вивре, все носители титула, начиная с Эда, походили друг на друга.
Однако Луи стал исключением. Франсуа рассмотрел его поближе, боясь отыскать на маленьком личике что-нибудь куссоновское… Но нет, ничего общего с Жаном или Маргаритой в малыше не было. Вероятно, Луи пошел в родню своей матери, хотя на саму Ариетту он тоже не был похож. В конце концов, Франсуа перестал изводить себя вопросами. Какими бы ни были черты младенца, это его сын, и он должен радоваться!
Крестины устроили пышные. Присутствие королевского шамбеллана и его супруги привлекло в Вивре всю местную знать. Война в Бретани возобновилась; Карл Блуаский и дю Геклен находились в войсках, но зато прибыли их супруги. С великим волнением Франсуа вновь увидел свою крестную, Жанну де Пентьевр, с которой не встречался со времен того самого эпизода с медведем. Как только она явилась в замок, Франсуа тотчас отправился преклонить перед ней колено,
Что касается прекрасной Тифании, то она, как обычно, привлекла к себе всеобщие взгляды. Ариетта попросила ее сделать предсказание и этому ребенку, но та на сей раз отказалась…
Когда гости разъехались, Франсуа задал, наконец, Ариетте так занимавший его вопрос по поводу их сына: на кого же он все-таки похож? Ариетта ответила, не поколебавшись:
— Вылитый мой дед, покойный Ричард Сенклер.
— Кто он был такой?
— Важный человек. Один из самых доверенных советников короля Эдуарда.
— Рыцарь?
— Да, конечно, но не совсем в том смысле, в каком вы это понимаете. Он был очень ловкий политик. Его больше привлекала возможность подготовить войну, чем участвовать в ней. Он был одним из самых непримиримых противников Франции. Из патриотизма, я думаю. Он говорил: «Англия родится из французской крови!»…
— Вы любили его?
— Я крайне редко его видела. Думаю, очень немногие его любили, но его самого это ничуть не заботило.