Дитя-зеркало

Чтобы закрепить благотворное воздействие глотка воздуха — а все единодушно сходятся на том, что Перигор пошел мне на пользу, даже и не ждали такого, я просто замечательно выгляжу! — меня отправляют на две недели в Орли, к тете Зели. Дядя Робер, обладатель глубокого баса, скончался, и его семья перебралась в Орли. Был у них там каменный дом со стеклянным навесом над крыльцом и сад с огородом; после того, как был принят закон Лушёра, такие дома расплодились вокруг Парижа как грибы, образовав пригородную зону, которая не имеет ничего общего с нынешними пригородами столицы. Если я скажу вам, что дом расположен у самого аэродрома, от которого он отделен лишь картофельным полем, вы, конечно, испугаетесь шума, но шума никакого нет. Аэродром, который впоследствии будет расширен, пока что не используется по назначению. Там можно спокойно разгуливать среди кротовых нор и всякого мусора, который сваливают сюда окрестные жители. Вдали вы увидите два ангара для дирижаблей, они остались после войны и теперь пустуют. По воскресным дням крохотный самолетик отрывается от земли и кружит на небольшой высоте: это тренируются начинающие пилоты. Самолетик пугает жаворонков, а иногда от его тени шарахается заяц, в ужасе спасаясь среди зарослей кустарника. Здесь редко кого встретишь из жителей, разно что во время уборки картофеля, во время копки, поэтому и картофельное поле и прилегающей участок аэродрома я считаю лишь дополнением к тетиному огороду и долгими часами обследую эти места с тем большим наслаждением, что идут последние деньки моей настоящей свободы. Здесь даже осуществятся некоторые мои прежние мечты о сельской жизни. Я буду рвать здесь для кроликов траву, а во время перекопки подбирать из–под плуга забытые клубни, и буду очень гордиться своим участием в этом обряде, своим приобщением к крестьянскому труду.

Подборщики, в данном случае трое детей и одна полунищая старуха, идут с джутовыми мешками гуськом по борозде и стараются побыстрее схватить вырытые плугом картофелины; этот рассказ вы можете пропустить. Так вот, тот, кто идет первым, имеет преимущество перед остальными, но, действуя в духе общинного равенства, мы постоянно меняемся местами с каждой новой бороздой, тот, кто шел сзади, теперь становится вперед, и так далее… К концу дня я приносил на плече полный мешок картошки. Тетя хвалила меня, и мне приятно было сознавать, что и от меня есть какая–то польза. Выходило, что я еще не окончательно пропащий человек и какие–то хорошие качества во мне все–таки уцелели.

Впрочем, иных развлечений в Орли не было, если не считать того, что по вечерам мы с тетей отправлялись за молоком, а на обратном пути заходили на кладбище, к могиле тирана. У меня сохранились о нем самые неприятные воспоминания, но тетя была неутешна в своем горе, и ее постоянная скорбь, выражавшаяся всякий раз в трех слезинках, которые она роняла на окаймлявшую могилу герань, а также жалобы на бренность человеческого существования и на несправедливость судьбы, в конце концов заставили меня усомниться в том, что грубое чудовище, насильно набивавшее мне рот майонезом, и эта бесплотная тень, которой вдова приносила до самой своей смерти каждодневную дань цветов и стенаний, — одно и то же лицо. То была тайна верной любви, и меня, вернувшегося из Перигора, она настолько поражала, что я стал смотреть на свою тетку как на необычайное существо, достойное высокого уважения. Она отвечала мне нежной привязанностью, и эта взаимная любовь придавала тамошней неприхотливой жизни аромат добродетели.

Как видите, мои реакции и оценки были всегда однозначны, и в этом следует видеть отголосок моей жизни у бабушек. В силу понятных вам причин, я ничто не ценю так высоко, как душевное спокойствие и высокую нравственность. Это останется у меня навсегда, таков непредвиденный эффект полученного мной воспитания.