Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего Рейха

1918-й – год, когда Дитрих Бонхёффер расстается с детством, год, когда со своим детством прощается и вся страна. Сабина вспоминала довоенную пору как эпоху, «когда господствовал иной порядок, который казался нам вечным, порядок, полный христианского смысла, обеспечивавший нам спокойное и благополучное детство». В 1918 году этот порядок исчез. Кайзер, соединивший в себе авторитет государства и церкви, символ Германии и немецкого образа жизни, вынужден был отречься от престола. Это была катастрофа.

Стремительное движение к ней началось в августе, когда провалилась последняя попытка наступления. Все рушилось, подобного хаоса никто себе прежде и представить не мог. Многие солдаты в разочаровании готовы были повернуть оружие против командования. Усталые, изголодавшиеся, обозленные на власть, которая довела их до столь жалкого состояния, они начали прислушиваться к идеям, которые нашептывали им агитаторы. Коммунизм был тогда новеньким и еще не утратил своего ореола, до ужасов сталинизма и ГУЛАГа оставались десятилетия, а у солдат таким образом появилась надежда и появились козлы отпущения. Ходили по рукам «Письма Спартака» Розы Люксембург [13] и усиливали нетерпение солдат, которым казалось: если еще можно что-то спасти из общей катастрофы, почему бы им не выступить в роли спасителей? Восстали же русские войска против своих командиров! Вскоре и немецкие солдаты начали избирать Советы, противопоставив себя старому режиму и кайзеру.

В ноябре разразился апокалипсис: Германия проиграла войну. Такого смятения страна еще не знала. Всего за несколько месяцев до поражения победа казалась так близка. Что же случилось? Многие винили коммунистов, которые в этот решающий момент сеяли в армии семена возмущения. Зародилась легенда об «ударе в спину», пресловутом Dolchstoss. Согласно этой легенде главным врагом Германии в той войне были не державы Антанты, но те прокоммунистически настроенные немцы, которые изнутри подорвали шансы страны на победу, нанесли ей «удар в спину». Это было предательство пострашнее всего, с чем Германия сталкивалась на поле боя, и именно этих врагов следовало покарать в первую очередь. Идеология Dolchstoss укрепилась после войны, с ней носились рвавшиеся к власти национал-социалисты во главе с Гитлером, которому удалось-таки расправиться с «коммунистическими изменниками». С превеликим успехом он раздувал огонь этой ненависти, объявил большевизм международным еврейским заговором – мол, евреи и коммунисты погубили Германию.

Под конец 1918 года угроза коммунистической революции сделалась вполне осязаемой. Прошлогодние события в России были свежи в памяти каждого немца. Правительство считало своим долгом любой ценой уберечь страну от подобного кошмара и пребывало в уверенности, что, бросив на растерзание старого императора, Германия сможет выжить, но в новой форме, как демократическое государство. То была немалая цена, однако альтернативы не предвиделось: кайзер вынужден был уйти.

Этого требовал народ, на этом настаивали победители, и в ноябре 1918 года самое тяжелое поручение выпало всеобщему любимцу маршалу Гинденбургу: он должен был отправиться в Генеральный штаб и убедить императора Вильгельма в том, что немецкая монархия изжила себя. Мучительное и противное самой природе этого человека поручение – Гинденбург был убежденным монархистом. Однако ради спасения страны он отправился в бельгийский город Спа и вручил своему суверену исторический ультиматум. Едва ли, выходя из конференц-зала после этой встречи, фельдмаршал обратил внимание на семнадцатилетнего ординарца из Грюневальда, дежурившего в коридоре. Клаус же Бонхёффер навсегда запомнил ту минуту, когда массивный и плотный Гинденбург прошагал мимо него.

Поскольку после гибели Вальтера Карл-Фридрих продолжал служить в пехоте, родители постарались устроить в безопасном месте хотя бы младшего из своих трех рекрутов. Клауса отправили в Спа, и в тот день на его глазах творилась история. Впоследствии он писал, что Гинденбург «и лицом, и фигурой напоминал застывшую статую»49.

9 ноября император, не видя другого выхода, отрекся. В одно мгновение рухнуло возводившееся на протяжении полувека здание единой Германии. Но и этого толпам, бушевавшим в Берлине, казалось мало. В воздухе пахло революцией. Крайне левые спартаковцы во главе с Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом захватили императорский дворец и хотели провозгласить советскую республику. Социал-демократам принадлежало большинство в парламенте, однако в любой момент они могли его лишиться: под окнами, на Кёнингсплатц, разъяренные толпы требовали перемен, требовали того и сего и чего угодно – именно это они в конце концов и получили. Отбросив политическую осторожность, Филипп Шейдеман [14] швырнул недорогую подачку толпе – распахнул огромное окно и, никем, собственно, на это не уполномоченный, объявил Германию демократической республикой. Дело было сделано.