Дюймовочка крупного калибра

– А ты подумай. А вот представь, приходишь ты на встречу: этот крутой бизнесмен, эта артистка, эта директор, а какая-нибудь Анька Зиновьева – вообще жена олигарха! А мы где?

– Где?

– В Караганде! Два ничтожества, без денег, счастья и перспектив.

– Ну почему? Перспективы есть всегда.

– Ага, – трагически скривилась Даша. – Все дело в их качестве. Попасть на кладбище – тоже перспектива. Но кого она обрадует?

– Нет, ну встретиться-то все равно будет приятно. – Серафима никогда не задумывалась о том, что ее можно расценивать как «ничтожество без денег, счастья и перспектив». То есть сама про себя она, может, и думала нечто похожее, но никогда не предполагала, что то же самое про нее может сказать абсолютно посторонний человек. Одно дело – знать про то, что у тебя вставная челюсть или чирей на заднице, и совсем другое – продемонстрировать это на людях. Особенно покоробило напоминание о Зиновьевой. Эта девица постоянно изводила ее насмешками и даже играючи разрушила зародившийся намек на первую любовь с мальчиком из параллельного класса. Как этого Ромео звали, Серафима уже не помнила, в память врезалось лишь одно: когда кавалер дозрел наконец пригласить ее на танец на школьной дискотеке, Анька перехватила его на подходе и что-то зашептала, приобняв обалдевшего от неожиданного счастья парня. Они ходили вместе целую неделю, после чего Зиновьева нашла новый объект для флирта. А Сима потеряла веру в мужчин.

Анька никогда ей не нравилась: бесстыжая, высокомерная, хамоватая. У нее все всегда получалось: если не выучить – то списать, если не заинтересовать – то соблазнить, если не стать первой красавицей – то хотя бы оставаться самой популярной и обсуждаемой. Она пользовалась успехом у старшеклассников, у одноклассников и даже у учителей. При этом никто не мог сказать точно, был ли у нее с кем-то настоящий роман, в том самом полном смысле этого слова, который вкладывают в этот термин неопытные, но уже дозревшие школьницы.

Красавицей как раз считалась Даша. Наверное, поэтому она тоже не любила и с такой неприязнью вспоминала Зиновьеву.

Кстати, наверное, потому Дашу так волновала встреча выпускников, что негоже первой красавице школы оказаться на второстепенных ролях. Хочется прийти королевой. Такой, какой уходила, какой ее запомнили, а не отчаянно пыжащейся неудачницей.

– Даша, да я бы рада тоже удивить бывших одноклассников, только нечем. И, думаю, большинство просто живет, ничего особого не добившись. Так что нет повода так уж переживать.

– Это уверенности в твоем голосе нет, – отрезала Малашкина. – Или ты считаешь, что ничего страшного, когда за твоей спиной сочувственно перешептываются? Когда снисходительно жалеют, а в душе радуются: а я-то – на горе, а эта-то – в болоте. Не хочу в болоте, хочу на самолете. Чтобы под его серебристым крылом остались все, а я буду искренне жалеть и сочувствовать. Я ж добрая, я умею. Чисто теоретически, если будет такая возможность. Надо, Сима, стремиться в космос, чтобы достичь хотя бы вершины какого-нибудь холмика. Жизнь всегда дает меньше, чем хочешь, чем просишь и чем заслужил. Чем меньше хочешь, тем меньше получишь. Загребай руками все, тогда хоть горстка, а твоя будет.

– А ты, я смотрю, философ, – уважительно протянула Серафима.

– С такой-то жизнью зафилософствуешь.

– Но ты, вон, одета прилично, машина своя, все солидно, – подольстилась Серафима. Ей было стыдно признаться, что Дашу уже жаль вместе с ее амбициями и теориями. Сама Сима в космос не хотела и придерживалась другой аксиомы: чем больше хочешь, тем меньше получишь. Надо быть скромнее, чтобы не злить фортуну. Но, поди ж ты, она вот мало хотела, всего лишь семью и тихое уютное счастье, а получила пинок. Кто прав, будет ясно тогда, когда вернуть будет уже ничего нельзя.

– Сима, да разве в этом смысл жизни? Машина, одежда! Да я наизнанку вывернулась, чтобы банку эту консервную купить и шмотки приличные достать. Это не цель, это средство. Я хочу либо работу, такую, чтобы я все решала, все проекты – мои, чтобы уважали, ценили. Хочу стать ценным спецом, за которым хэдхантеры охотятся…

– Кто? – ахнула Серафима, представив себе нечто наподобие отряда средневековой инквизиции в костюмаха «а-ля садо-мазо».

– Охотники за головами, – любезно перевела Даша.

Инквизиторы в Симином воображении моментально трансформировались в отряд индейцев, потрясающих свежедобытыми скальпами.

– Разуваева, а ты где работаешь? – вдруг сочувственно поинтересовалась Малашкина и жалостливо посмотрела на бывшую одноклассницу. Так смотрят на деревенских старух, неуверенно топчущихся у входа в метро и боящихся спускаться в преисподнюю. Не презрительно, а именно с состраданием.

– В фирме. Оператором, – это тоже было как-то серенько. Но уж лучше, чем вообще безработная квашня, сидящая на шее у родни.