Дьюма-Ки

– Да, со мной случалось… странное, – ответил он и согнул по два пальца каждой руке, изображая кавычки. – Именно это превращает детей… во взрослых. И позволяет учителям английского языка и литературы нести всякую чушь в первый год… обучения. – Обе фразы попали в эти воздушные кавычки.

Я понял, что рассказывать свою историю он не собирается, во всяком случае, сейчас. Поэтому спросил, поверил ли он моей.

Уайрман закатил глаза и откинулся на спинку шезлонга.

– Не испытывай моего терпения, vato. В чем-то ты, возможно, и ошибся, но ты точно не чокнутый. У меня здесь женщина… самая милая женщина на свете, и я люблю ее, но иногда она думает, что я – ее отец, и мы в Майами тысяча девятьсот тридцать четвертого года. Иногда она кладет одного из фарфоровых человечков в жестянку из-под печенья и бросает в пруд с золотыми рыбками, который расположен за теннисным кортом. Мне приходится доставать жестянку, пока она спит, иначе она устраивает скандал. Почему она это делает, не знаю. И думаю, к лету она, возможно, будет постоянно ходить в памперсах для взрослых.

– То есть?

– То есть я знаю, какие они. Психи. Я знаю Дьюму и собираюсь получше узнать тебя. У меня нет никаких сомнений в том, что ты видел своего мертвого друга.

– Честно?

– Абсолютно. Verdad[63]. Вопрос в том, что ты собираешься с этим делать, при условии, что ты не горишь желанием увидеть, как твоего приятеля зарывают в землю за… или это вульгарно?.. за то, что он намазывает масло на твою бывшую краюху хлеба.

– Нет. На мгновение у меня возникло желание… даже не знаю, как описать…

– На мгновение у тебя возникло желание отрубить ему член, а потом вытащить глаза длинной такой вилкой для поджаривания хлеба на огне. Причем раскаленной. Такое у тебя возникло желание, мучачо? – Уайрман нацелил на меня пистолет, сооруженный из большого и указательного пальцев правой руки. – Я был женат на одной мексиканской крошке, поэтому знаю, что такое ревность. Это нормально. Естественная первая реакция.

– Твоя жена когда-нибудь… – Я осекся, вдруг вспомнив, что познакомился с этим мужчиной всего лишь днем раньше. Забыть об этом не составляло труда. Уайрман умел сближаться с людьми.

– Нет, амиго, насколько мне известно. Что она сделала, так это умерла. – Лицо его оставалось совершенно бесстрастным. – Давай в это не углубляться, идет?

– Конечно.

– О ревности нужно помнить одно: она приходит и она уходит. Как здесь – послеполуденные ливни в плохой сезон. Ты говоришь, что это пережил. Так оно и должно быть. Потому что ты больше не ее campesino. Вопрос в другом: что тебе делать в сложившейся ситуации? Как ты собираешься помешать ему покончить с собой? Потому что ты знаешь, что произойдет по завершении этого счастливого семейного круиза, так?

Какое-то время я молчал. Переводил его последнее испанское слово, или пытался перевести. Теперь ты не ее пахарь? Правильно? Если да, то в его словах была горькая правда.

– Мучачо? Твой следующий ход?

– Не знаю. У него есть электронная почта, но что я ему напишу? «Дорогой Том, я тревожусь из-за того, что ты намереваешься покончить с собой, пожалуйста, ответь как можно скорее?» Готов спорить, в отпуске он все равно не будет проверять свой почтовый ящик. Он разводился дважды. Последней жене еще платит алименты, но отношений ни с одной не поддерживает. У него был один ребенок, умер в младенчестве, если не ошибаюсь, спина бифида[64]… и… Что такое? Что?

Уайрман отвернулся, сидел, сгорбившись, смотрел на воду, где пеликаны устроили свое чаепитие. Язык его тела говорил: отвратительно.

Он повернулся ко мне.

– Хватит увиливать. Тебе чертовски хорошо известно, кто может с ним поговорить. Или ты думаешь, что тебе известно.

– Пэм? Ты про Пэм?

Он только смотрел на меня.

– Ты собираешься что-то сказать, Уайрман, или так и будешь сидеть?

– Я должен проверить мою даму. Возможно, она уже встала, а в четыре часа будет пить чай.

– Пэм подумает, что я рехнулся! Черт, да она уже думает, что я рехнулся!

– Убеди ее. – Тут он чуть смягчился. – Послушай Эдгар, если она так близка с ним, как ты думаешь, она что-то заметила. И все, что ты можешь сделать, так это попытаться. Entiendes[65]?

– Я не понимаю, что это значит.

– Это значит, позвони своей жене.

– Она – моя бывшая жена.

– Нет. Пока твое отношение к ней не изменится, развод – всего лишь юридическая фикция. Вот почему тебе небезразлично, что она думает о состоянии твоего рассудка. Но если тебе дорог этот парень, ты ей позвонишь и скажешь, что у него есть намерения покончить с собой.

Уайрман поднялся с шезлонга, протянул руку.

– Довольно разговоров. Пойдем знакомиться с боссом. Ты не пожалеешь. Если уж говорить о боссах, она очень даже ничего.