Пол пошел за ней. У него было такое ощущение, словно его голова отделилась от туловища, а потом вернулась на место измененной.
Они вошли в узкий коридор, стены которого были слабо освещены. Пол почувствовал, что наркотик оказывает на него свое действие, освобождая Время, словно запертый поток. Когда они повернули в другой темный туннель, ему пришлось опереться на руку Чани. Упругость и легкость ее тела, ощущаемого сквозь ткань стилсьюта, заставляла сильнее биться его сердце.
Он попытался сосредоточиться на ней, но прошлое и будущее срастались с настоящим, затеняя ее образ. Он видел ее на бесчисленных путях.
— Я знаю тебя, Чани, — сказал он. — Мы сидели под уступом, и я разгонял твои страхи. Мы ласкали друг друга. Мы… — Он обнаружил, что утрачивает остроту зрения, и потерял равновесие.
Чани помогла ему выпрямиться и, откинув желтые занавеси, ввела его в свое жилище. Там были низкие столы, подушки, ложе под оранжевым пологом.
Пол осознал, что они стоят, а Чани смотрит ему в лицо и взгляд ее внешне спокоен, хотя и выдает ужас.
— Скажи мне… — прошептала она.
— Ты — сихайя, весна пустыни, — также шепотом ответил он.
— Когда племя принимает Воду Жизни, — сказала она, — все мы… делим ложе. Я могу представить любого из остальных рядом с собой, но только не тебя.
— Почему?
— В тебе есть что-то пугающее, — сказала она. — Я увела тебя от остальных потому, что чувствовала, — таково их желание… Ты давишь на людей. Ты заставляешь нас… видеть.
Он с трудом выдавил из себя:
— Что ты видишь?
Она посмотрела на свои руки.
— Я вижу ребенка у себя на руках. Это — наш ребенок, твой и мой. — Она дотронулась рукой до его губ. — Когда я успела узнать каждую твою черту?
«У них мало способностей, — подсказало ему его сознание. — Но они подавляют и их, потому что способность видения вызывает в них ужас». Он заметил, что Чани дрожит.
— Что ты хочешь мне сказать? — спросил он.
— Узул…
— Ты не можешь изменить будущего. — Его захлестнула жалость к ней. Он притянул ее к себе, погладил по голове.
— Чани, не надо бояться.
— Узул, помоги мне! — закричала она.
Едва она выговорила эти слова, как он почувствовал, что действие наркотика закончилось.
— Ты так спокоен… — сказала Чани.
Пол почувствовал себя в центре, на оси, вокруг которой вращается мир, в котором была Чани.
— Нет другого мира для мира, — сказал он.
— Ты плачешь, Узул? — изумилась Чани. — Узул, сила моя, ты даешь влагу мертвым?! Каким?
— Тем, что еще не мертвы, — сказал он.
— Тогда пусть наступит для них время Жизни! Сквозь наркотик он почувствовал правоту ее слов.
— Сихайя!
Она взяла в свои ладони его лицо.
— Я больше не боюсь, Узул. Посмотри на меня.
— Что видишь ты?
— Я вижу, как мы дарим любовь друг другу — это то, что мы с тобой собираемся делать.
— Ты сильная, Чани, — прошептал он, — Останься со мной…
— Навсегда, — сказала она и поцеловала его в щеку.
Книга третья
ПРОРОК
Не было ни одной женщины, ни одного мужчины, ни одного ребенка, которые были бы близки по-настоящему с моим отцом. Наиболее дружелюбными были отношения падишаха-императора с графом Казмиром Фен рингом, другом его детства. Доказательством расположения графа может служить то, как он ослабил подозрения ландсраата после арракинского дела. Моя мать говорила, что на подкупы спайсом было потрачено более миллиона солариев, а ведь были еще другие подарки: рабыни, королевские почести и всяческие знаки внимания. Другое из имеющихся доказательств дружбы графа было негативным: он отказывался убить человека, даже если мог сделать это с легкостью, имея на это приказ моего отца. Сейчас я расскажу об этом.
Барон Владимир Харконнен, дрожа от гнева, вылетел из своих личных покоев и быстро пошел по коридору, пронизанному светом заходящего солнца, что лился сквозь высокие окна. От резких движений тело его в суспензорном поле казалось искаженным и изломанным.
Он промчался мимо личной кухни, мимо библиотеки, мимо маленькой приемной и мимо помещения для слуг, где уже царило вечернее спокойствие.
Капитан охраны, Иакин Нефуд, сидел на диване, и на его плоском лице застыло то оцепенение, которое вызывает семута. Вокруг него бушевала сверхъестественная семутная музыка. Рядом сидели его люди.