Дюна

— Проследи, пожалуйста, чтобы все наши часы были переведены на арракинское время. Я назначил для этого специального человека. Он сейчас подойдет сюда. — Герцог откинул со лба пряди волос. — Теперь я должен вернуться на посадочную площадку. С минуты на минуту прибудет второй корабль с вещами.

— Разве Хават не может его встретить, мой господин? У тебя такой усталый вид.

— Зуфир занят больше меня. Ты же знаешь, что вся эта планета опутана интригами Харконненов. Кроме того, я должен попытаться уговорить нескольких опытных охотников за спайсом. Они, как тебе известно, имеют право на отъезд при смене правителя, а здешний планетолог, назначенный императором на должность судьи по изменениям, неподкупен. Он разрешит им отъезд, и мы можем потерять около восьмисот опытных работников — корабль Союза уже стоит наготове.

— Мой господин… — она замолчала, не смея говорить дальше.

— Да?

«Я не смогу применить в отношении него свое умение», — подумала она.

— Когда ты собираешься обедать?

«Она не то хотела сказать», — подумал он.

— Я поем в офицерской столовой в воздушном порту, — ответил он. — Вернусь очень поздно, ты меня не жди. И… я пришлю охранника для Пола. Я хочу, чтобы он присутствовал на нашем стратегическом совещании.

Он прочистил горло, как если бы собирался еще что-то сказать, потом молча повернулся и вышел, направляясь к входу, откуда слышался стук опускаемых ящиков. Его голос, уверенный и презрительный, какой всегда был у него при разговоре со слугами, еще раз достиг ее слуха:

— Леди Джессика в большом холле. Немедленно идите к ней! Входная дверь хлопнула.

Джессика повернулась и посмотрела на портрет отца Лето, выполненный известным художником Альбом. Старый герцог, по словам Лето, был изображен в костюме матадора, красная накидка была переброшена через его левую руку, Хотя художник запечатлел старого герцога в его зрелые годы, лицо того казалось молодым, едва ли старше лица герцога Лето, и имело такие же ястребиные черты, тот же взгляд серых глаз. Она сжала пальцы в кулаки, прижала их к бедрам и, напряженно глядя на портрет, произнесла, как заклинание: «Черт бы тебя побрал! Черт бы тебя побрал! Черт бы тебя побрал!»

— Что прикажете, Ваше высокородие?

Это был женский голос, высокий и тягучий.

Джессика резко повернулась и посмотрела на приземистую седовласую женщину в бесформенном платье коричневого цвета. Женщина была такой же морщинистой и бесцветной, как и те, что приветствовали их в порту. Все виденные леди Джессикой туземцы на этой планете были черны и изнурены работой. И все же они сильны и полны жизненной энергии. И, конечно, их глаза без белков полны глубокой темной синевы, скрытые, таинственные глаза… Джессика силой заставила себя отвести от них взгляд.

Женщина поклонилась, не сгибая шеи, и произнесла:

— Меня зовут Шадоут Мапес, Ваше высокородие. Что прикажете?

— Вы можете называть меня «моя госпожа», — сказала Джессика. — Я не высокородная. Я — наложница герцога Лето.

— Значит, у него есть еще и жена? — спросила женщина, поклонившись на свой необычный манер.

— Нет, я единственная… спутница герцога, мать его наследника. Произнеся эту фразу, Джессика внутренне посмеялась над ее высокопарностью.

Странный крик послышался с проходящей возле дома дороги. Он повторился:

— Соо-соо-соок! Соо-соо-соок! — Потом: — Икут-эй! Икут-эй! — и снова: — Соо-соо-соок!

— Что это? — спросила Джессика. — Когда мы проезжали по улице, я несколько раз слышала этот крик.

— Это всего лишь продавец воды, моя госпожа. Но Вам не стоит интересоваться такими, как он. Цистерна этого дома вмещает пятьдесят тысяч литров воды, и она всегда полная. — Она посмотрела на свое платье. — А вы знаете, моя госпожа, я даже не надела здесь свой стилсьют. — Она хихикнула. — И ничего, не умерла.

Джессика заколебалась, желая расспросить женщину и не решаясь, поскольку самым важным сейчас было наведение порядка в замке. И все же она обнаружила, что мысль о том, что вода здесь является главным условием здоровья, расстроила ее.

— Мой муж сказал мне о твоем титуле, Шадоут, — сказала Джессика. — Я знаю это слово — оно очень старое.

— Так вы знаете древний язык? — спросила Мапес, напряженно ожидая ответа.

— Языки — это то, чему в Бене Гессерит учат прежде всего, — сказала Джессика. — Я знаю бхотани джиб, чакобзу, все охотничьи языки…

Мапес кивнула:

— Именно так говорит легенда.

«Зачем я играю в эту игру?» — удивилась про себя Джессика. Она читала по лицу Мапес, замечая мельчайшие детали его выражения.

— Я знаю скрытые тайны и пути Великой матери. Мизекес прейа, — произнесла Джессика на языке чакобза.

Мапес попятилась назад, она казалась страшно испуганной.

— Я знаю много всего, — продолжала Джессика. — Я знаю, что ты родила детей, но лишилась одного из них, что в страхе ты совершила жестокий поступок и совершишь еще. Я знаю много всего…

Мапес в волнении прошептала:

— Я не хотела вас обидеть, моя госпожа!