Дюна

— Даже его налоговые чиновники пользуются этим методом, — жаловался Фарок. — А в мое время дистранс вживляли только в низших животных.

«Информация о годовом доходе должна содержаться в строжайшей тайне, — подумал Скайтейл. — Не одно правительство пало только из-за того, что народ обнаруживал подлинные источники его доходов».

— Что теперь думают когорты Свободных о джихаде Муаддиба? — спросил Скайтейл. — Возражают ли они против превращения их императора в Бога?

— Большая их часть вообще не думает об этом, — ответил Фарок. — Другие же думают о джихаде так же, как и я сам. Это — источник приключений и сверхприбылей. Хижина, в которой я живу, — Фарок обвел рукой двор, — обошлась в шестьдесят лидасов спайса. Девяносто контаров!

Были времена, когда я и представить себе не мог такие богатства. — Он покачал головой.

В противоположном углу двора слепой юноша наигрывал на бализете сентиментальную балладу.

«Девяносто контаров, — подумал Скайтейл. — Действительно, большая сумма. «Хижина» Фарока на многих других мирах сошла бы за дворец. Но все относительно, даже контары. Знает ли, например, Фарок происхождение этой меры спайса? Знает ли он, что когда-то полтора контара означали груз одного верблюда? Вряд ли. Фарок, должно быть, никогда и не слышал о верблюдах или о Золотом веке на Земле».

В странном соответствии с мелодией бализета Фарок сказал:

— У меня был криснож, водяные кольца на десять литров, копье, которое раньше принадлежало моему отцу, кофейный сервиз, бутылка из красного стекла, такая старая, что никто в сьетче и не помнил ее происхождения. У меня была доля в нашем спайсе, но не было денег. Я был богат и не знал этого. Две жены было у меня: одна умная и любимая мной, другая глупая и упрямая, но с фигурой и лицом ангела. Я был свободным наибом, всадником на червях, хозяином левиафана и песков пустыни.

Юноша продолжал наигрывать мелодию.

— Я знал многое, не думая об этом, — продолжал старик. — Я знал, что глубоко под нашими песками есть вода, удерживаемая там маленькими создателями. Я знал, что мои предки приносили в жертву Шаи-Хулуду девственницу, пока Льет-Кайнз не прекратил это. Мы неправильно сделали, что прекратили. Я видел жемчуга в пасти червя. У моей души было четверо ворот, и я знал их все.

Он замолчал, думая о чем-то далеком.

— Потом пришел Атридес с своей колдуньей-матерью, — напомнил Скайтейл.

— Потом пришел Атридес, — подхватил Фарок. — Тот, кого мы назвали Узулом в нашем сьетче. И он остался среди нас. Наш Муаддиб, наш Махди! И когда он провозгласил джихад, я был среди тех, кто спрашивал: «Зачем мне идти туда сражаться? У меня там нет родичей». Но другие — молодежь, друзья, товарищи моего детства — пошли за ним. Они говорили о колдовской силе Спасителя-Атридеса. Он сразил нашего врага Харконнена, и Льет-Кайнз, обещавший нам рай на нашей планете, благословил его. Говорили, что Атридес пришел изменить нашу планету и нашу Вселенную, что он подобен цветку, золотому цветку в ночи.

Фарок поднял руки и посмотрел на свои ладони.

— Люди указывали на Первую луну и говорили: «Его душа там». И он был назван Муаддибом. И не понимал всего этого.

Темп музыки убыстрился.

— Знаете, почему я записался в джихад? — старик пристально посмотрел на Скайтейла. — Я слышал, что существует нечто, называемое морем. Трудно поверить в море, проведя всю жизнь среди дюн. У нас нет морей. Народ Дюны никогда не знал моря. Мы собирали воду для Великого изменения, обещанного нам Льетом-Кайнзом, Великого изменения, которое Муаддиб принес одним мановением руки. Я мог представить себе канал, воду, текущую среди песков, хоть и с трудом. Я мог вообразить даже реку. Но море!!

Фарок взглянул на прозрачный купол своего двора, как бы пытаясь проникнуть во Вселенную за ним.

— Море… — негромко повторил он, — Это было за пределами моего воображения. Однако люди, которых я знал, говорили, что видели это чудо. Я думал, что они лгут, но хотел проверить это сам. Вот почему я записался в джихад.

Послышался громкий заключительный аккорд бализета, и юноша начал новую песню со странным, волнообразным ритмом.

— Вы нашли ваше море? — спросил Скайтейл.

Старик молчал, и Скайтейл подумал, что Фарок не расслышал вопроса. Музыка бализета поднималась и опускалась, как морской прибой. Фарок дышал в унисон.

— Был закат, — внезапно заговорил Фарок, — такой закат мог бы быть написан одним из древних художников: красный, цвета моей бутылки, палевый, как жидкое золото… Это было на планете Энфейл, где я вел свой легион к победе. Мы спустились с гор по узкой тропе. Воздух был напоен влагой, я с трудом мог дышать. И вот подо мной оказалось то, о чем говорили мои друзья: вода без конца и без края. Мы спустились к ней. Я вошел в воду и начал ее пить. Вода была горько-соленая. Чувство удивления перед этим чудом не покидает меня с тех пор…

Скайтейл почувствовал, что разделяет благоговейный страх старого Свободного.