Дюна

Герцог сложил руки за спиной и начал медленно прохаживаться вдоль стола.

«Как лев в клетке», — подумал Пол.

— Ты собираешься обсудить с Хаватом возможность предательства?

Герцог остановился перед сыном и проговорил, глядя в окно:

— Мы обсуждали эту возможность много раз.

— Похоже, что старуха верит в то, что говорит, — сказал Пол. — И записка, полученная матерью…

— Предосторожности приняты, — отрезал герцог.

Он оглядел комнату, и Пол увидел охотничий огонек, зажегшийся в его глазах.

— Оставайся здесь. Я должен обсудить с Зуфиром кое-какие вопросы. Он повернулся и, кивнув охране у дверей, вышел из комнаты.

Пол пристально смотрел на то место, где только что стоял отец. Оно опустело еще до того, как герцог ушел. И Полу вспомнилось пророчество старой женщины:

«… Для твоего отца уже ничего нельзя сделать».

В тот первый день, когда Муаддиб шел со своими родителями по арракинским улицам, некоторые из встреченных им людей, вспоминая легенды и пророчества, кричали ему вслед: «Муад!» Но в их криках слышался скорее вопрос, нежели утверждение, ибо пока они могли только надеяться на то, что он является предсказанным Лизаном ал-Гаибом. Их внимание было приковано и к его матери, потому что они слышали о том, что она была Бене Гессерит, и для них было ясно, что она похожа на других Лизан ал-Гаибов.

Принцесса Ирулэн.

Сведения о Муаддибе.

Когда герцог нашел Хавата в указанной ему охраной комнате, тот был один. В соседнем помещении, где устанавливалось оборудование, стоял шум, в комнате же, которую занимал Хават, было тихо. Пока Хават поднимался из-за заваленного бумагами стола, герцог огляделся. Зеленые стены. Три кресла вокруг стола. На каждом из них красное пятно — след, оставшийся от поспешно стертой с них буквы «х».

— Кресла очищены и вполне безопасны, — сказал Хават. — Где Пол, сэр?

— Я оставил его в совещательной комнате. Надеюсь теперь, когда я его не смущаю, он сможет немного отдохнуть.

Хават кивнул, подошел к двери, закрыл ее, и шум сразу стих.

— Зуфир, я все думаю о запасах спайса империи и Харконненов.

— Что именно вас тревожит, мой господин? Герцог поджал губы:

— Склады весьма ненадежны.

Хават попытался что-то объяснить, но герцог остановил его:

— Оставим в покое запасы императора. Думаю, он был бы втайне рад, если бы Харконнены пришли в замешательство. Как ты считаешь, будет ли барон заявлять протест, если разрушить нечто такое, что он не сможет признать своим открыто?

Хават покачал головой:

— У меня нет лишних людей, сир.

— Займи у Айдахо. А может быть, кому-нибудь из Свободных доставит удовольствие прогулка по планете?

— Как скажете, мой господин. — Хават отвернулся. Видя, что старик нервничает, герцог подумал: «Возможно, он подозревает, что я ему не доверяю. Должно быть, он знает, что я имею информацию о предательстве. Что ж, лучше всего попробовать успокоить его».

— Зуфир, поскольку ты один из немногих, кому я могу доверять безусловно, мы должны немедленно обсудить еще один вопрос. Мы оба знаем, какими бдительными нам нужно быть, чтобы помешать предателям проникнуть в наши ряды… но у меня есть два новых сообщения.

Хават обернулся и посмотрел на герцога. Лето повторил рассказанное Полом. Но услышанная информация не ввергла ментата в состояние напряженной сосредоточенности, а лишь усилила его волнение.

Понаблюдав за стариком, Лето сказал:

— Ты что-то скрываешь, старина. Мне следовало бы понять это тогда, когда ты так нервничал на совещании штаба. Что же это такое, о чем нельзя было сообщить на заседании штаба?

И без того узкие губы Хавата вытянулись в узкую ниточку; на его лице четче обозначились глубокие морщины:

— Мой господин, я не знаю, как об этом сказать.

— Зачем нам хитрить друг с другом? Ты ведь знаешь, что со мной можно говорить обо всем, Зуфир.

Хават продолжал смотреть на герцога, думая про себя: «Вот таким я люблю его больше всего. Он человек чести и заслуживает того, чтобы до конца рассчитывать на мою преданность и усердие. Почему я должен причинить ему боль?»

— Итак? — спросил Лето. Хават пожал плечами:

— Все дело в клочке записки. Мы отобрали ее у курьера Харконненов. Она была предназначена для агента по имени Парди. У нас есть веские причины считать, что Парди — руководитель здешней агентурной сети Харконненов. Записке, конечно, можно придавать большое значение, а можно считать ее никчемной. Все зависит от того, как ее воспринимать.

— Каково же содержание записки?