Дюна

— Красивые слова! — возразил планетолог.

Поль в упор уставился на него. Наконец он сказал:

— Здесь у вас существует легенда про Лизан аль-Гаиба, Голос из Внешнего Мира, того, кто поведет вольнаибов в рай. Ваши люди…

— Предрассудки.

— Возможно, — согласился Поль. — А может быть, и нет. Иногда предрассудки имеют странные корни. И странные последствия.

— У тебя есть план? — снова не дал ему договорить Каинз. — Говори прямо, куда ты клонишь… повелитель.

— Могли бы ваши вольнаибы обеспечить меня надежными доказательствами того, что здесь побывали сардукары, переодетые в форму Харконненов?

— Допустим.

— Император снова передает власть на Аракисе Харконненам. Возможно, даже Зверю-Раббану. Ну и пусть. Раз уж он позволил себя втянуть в подобные грязные дела, он не сможет отрицать свою вину. Так пусть узнает, что ему грозит разбирательство на Совете Ассамблеи за нарушение Великой Конвенции.

— Поль! — воскликнула Джессика.

— Ну, допустим, Ассамблея рассмотрит твой запрос, — сказал Каинз. — Что из этого последует? Только одно: чудовищная война между Империей и Великими Домами.

— Хаос, — добавила Джессика.

— Но я передам свой запрос на рассмотрение Императору, — продолжал Поль, — и предложу ему способ избежать хаоса.

— Шантаж? — сухо спросила Джессика.

— Как средство управления государством, — подхватил Поль. — Твои слова, мама.

Джессика уловила в его голосе горечь.

— У Императора нет сыновей, только дочери, — продолжал он.

— Ты метишь на трон? — спросила Джессика.

— Император не рискнет сотрясти основы Империи всеобщей войной. Планеты начнут рваться на части, воцарится всеобщая смута… — нет, на это он не пойдет.

— Ты затеваешь рискованную игру, — сказал Каинз.

— Чего Великие Дома Ассамблеи боятся больше всего на свете? — спросил Поль. — Того, что происходит сейчас на Аракисе: что сардукары посворачивают им шеи одному за другим. Вот ради чего они объединились в Ассамблею. Вот в чем суть Великой Конвенции. Только объединившись, они смогут противостоять войскам Императора.

— Но они…

— Они боятся именно этого, — продолжал Поль. — Само слово «Аракис» будет звучать для них тревожным набатом. Каждый из них представит себя на месте моего отца — отрезанным от остальных и убитым.

— Из его плана что-нибудь получится? — обратился к Джессике Каинз.

— Я не ментат, — ответила она.

— Но вы — бен-джессеритка.

Джессика бросила на него испытующий взгляд и сказала:

— В его плане есть сильные стороны, а есть слабые… как в любом плане на этом этапе. План важно не только хорошо задумать, но и хорошо исполнить.

— «Закон — вот высшая мудрость», — процитировал Поль. — Так написано над дверью в тронный зал. Я собираюсь показать Императору, что такое закон.

— Я не вполне уверен, что мог бы довериться человеку, у которого в голове рождаются подобные планы, — сказал Каинз. — У Аракиса есть собственный план, как…

— Когда я буду на троне, — оборвал его Поль, — я по мановению руки смогу превратить Аракис в рай. Вот та монета, которой я собираюсь расплатиться за ваши услуги.

Каинз сразу напрягся:

— Я не торгую своей верностью, повелитель.

Пристально рассматривая его через стол, Поль встретился с холодным сиянием синих глаз, внимательно вгляделся в повелительное выражение окаймленного бородой лица, Кривая улыбка мелькнула на его губах, и он произнес:

— Хорошо сказано. Приношу свои извинения.

Каинз выдержал взгляд Поля и ответил:

— Никто из Харконненов никогда не признавал своих ошибок. Возможно, вы, Атрейдсы, и не похожи на них.

— Это большой пробел в их образовании. Вы сказали, что не торгуете собой, но мне кажется, я знаю, от какой монеты вы все-таки не откажетесь. За вашу верность я предлагаю свою верность… всегда и во всем.

Мой сын обладает искренностью Атрейдсов, подумала Джессика. Безграничной, порой до чудовищного наивной искренностью, но какая могучая сила в ней сокрыта!

Она видела, что Каинза потрясли слова Поля.

— Что за вздор, — сказал планетолог. — Ты всего лишь мальчишка и…

— Я — герцог, — ответил ему Поль. — И я Атрейдс. Ни один Атрейдс никогда не нарушал подобной клятвы.

Каинз сглотнул слюну в пересохшем горле.

— Когда я говорю «всегда и во всем», — продолжал Поль, — я не оставляю для себя никаких лазеек. Я просто имею в виду, что готов отдать за вас жизнь.

— Повелитель! — воскликнул Каинз. Слово вырвалось из него словно нечаянно, и Джессика увидела, что он смотрит на ее сына не как на пятнадцатилетнего мальчика, но как на мужчину, как на человека, стоящего выше его. На сей раз Каинз в самом деле имел в виду то, что говорил.

В это мгновение он сам готов пожертвовать жизнью за Поля, думала она. Как Атрейдсы умеют добиваться такого отношения к себе, причем добиваются легко и быстро?

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — сказал планетолог. — Но Харконнены…