— Ага, барон! Вам завидно, что это не вы так все красиво придумали!
— Когда-нибудь я придушу тебя, Питтер.
— Несомненно, барон, несомненно. Но я думаю, это вы всегда успеете сделать.
— Чем ты объелся сегодня, Питтер, веритой или семутой?
— Барона удивляет, когда ему бесстрашно говорят правду, — лицо Питтера забавно нахмурилось. — Ах, ах! Но, барон, я ментат и все равно узнаю, когда вы подошлете ко мне палача. Вы будете держать меня, пока я полезен. Убрать меня раньше — значит проявить расточительность. Ведь я еще кое-что могу! А на этой милой планетке, Дюне, все мы научились экономить. Верно, барон?
Барон продолжал не отрываясь смотреть на Питтера.
Фейд-Рота заерзал в кресле.
— Фейд, — обратился к нему барон, — когда я позвал тебя сюда, я сказал, чтобы ты слушал и мотал на ус. Ты мотаешь на ус?
— Да, дядя, — он постарался, чтобы его голос звучал должным образом — почтительно-подобострастно.
— Иногда я просто не понимаю Питтера. Мне, например, больно делать такие вещи, а ему… Клянусь, он просто наслаждается. Лично я очень опечален судьбой нашего бедного Лето. Скоро доктор Юх нанесет свой предательский удар, и с родом Атрейдсов будет покончено… Конечно, Лето узнает, чья рука направляла доктора и… это будет ужасно.
— А почему бы вам не приказать доктору взять и без лишних разговоров всадить герцогу кинжал между ребер? — спросил Питтер. — Вы тут толкуете о жалости…
— Герцог должен знать, что
— Свободу действий, — ухмыльнулся Питтер. — Император и так не спускает с вас глаз. Вы действуете слишком отчаянно. Когда-нибудь Император пришлет легион-другой своих сардукаров к нам на Гиду Приму, и от барона Владимира Харконнена ничего не останется.
— А ты бы этому порадовался, да, Питтер? Ты с удовольствием бы смотрел, как полки сардукаров грабят мои города и громят этот замок? Честное слово, как бы порадовался!
— Зачем барон говорит такие слова? — прошептал Питтер.
— Ты хотел бы быть башаром и командовать ими, — продолжал барон. — Ты ведь любишь боль и страдания! Возможно, я поторопился, пообещав тебе кое-что на Аракисе.
Питтер встал и забавной подпрыгивающей походкой подошел к Фейд-Роте. Юноша беспокойно посмотрел на него. В комнате повисла напряженность.
— Не надо шутить с Питтером, барон, — сказал Питтер. — Вы пообещали мне леди Джессику. Вы мне ее обещали.
— Зачем она тебе, Питтер? Мучать?
Питтер молча смотрел на него.
Фейд-Рота отъехал со своим креслом-поплавком в сторону.
— Дядя, может, мне лучше уйти? Вы сказали…
— Ты слишком нетерпелив, мой милый Фейд-Рота, — занавески, за которыми стоял барон, колыхнулись. — Потерпи, Фейд, — он снова обратился к ментату: — А что с наследником герцога, Полем, дорогой Питтер?
— Когда ловушка захлопнется, он тоже будет в ваших руках, барон.
— Я совсем не об этом. Не угодно ли тебе припомнить, как ты предсказывал, будто эта ведьма из Бен-Джессерита родит герцогу дочку? Похоже, ты ошибся, ментат?
— Я не часто ошибаюсь, барон, — сказал Питтер, и в его голосе впервые послышался страх. — Согласитесь, я ошибаюсь не часто. Вы сами знаете, эти бен-джессеритки рожают в основном девочек. Даже у супруги Императора одни дочки.
— Дядя, — вмешался Фейд-Рота, — вы сказали, сегодня будет что-то важное для меня…
— Послушайте-ка моего племянника! — воскликнул барон. — Он, кому предстоит управлять Великим Домом Харконненов, не умеет управлять собой, — барон пошевелился, и по занавеске пробежала тень. — Ладно, Фейд-Рота Харконнен, я вам объясню. Я пригласил тебя сюда, чтобы ты немножко набрался ума. Наблюдал ли ты за нашим славным ментатом? Ты должен бы кое-что вынести из нашего сегодняшнего разговора.
— Но, дядя…
— Ведь наш Питтер один из лучших ментатов, ты согласен, Фейд?
— Да, но…
— А! Конечно же «но»!
Питтер заговорил глухим голосом:
— Вы позвали меня сюда, чтобы публично унизить, барон?
— Унизить тебя? Тебе следовало бы знать меня получше. Я просто хотел продемонстрировать своему племяннику, что возможности ментата ограничены.
— Вы собираетесь дать мне отставку?
— Отставку, тебе? Ну, Питтер, где же я найду другого ментата, такого же ядовитого и хищного?
— Там же, где нашли меня, барон.
— Возможно, возможно. Больно уж ты стал неуравновешенным. И эти пряности, которые ты без конца пожираешь!