Дюна: Дюна. Мессия Дюны. Дети Дюны

Многочисленные силы стремились контролировать близнецов Атрейдесов. Когда же было объявлено о смерти Лето, заговоры и контрзаговоры умножились. Примите во внимание разнообразие мотивов: Община Сестер боялась Алии, как зрелого воплощения Мерзости, но желало сохранить генетические признаки Атрейдесов, носительницей которых она являлась. Церковные иерархи Аукафа и хаджа искали власти, которая досталась бы им вместе с наследниками Муад’Диба. ОСПЧТ хотел получить доступ к богатствам Дюны. Фарад’н и его сардаукары жаждали вернуть себе былую славу Дома Коррино. Космическая Гильдия боялась уравнения Арракис – меланжа; без Пряности настал бы конец навигациям. Джессика хотела поправить свои отношения с Бене Гессерит, испорченные из-за ее непослушания Сестрам. Мало кому приходила в голову мысль спросить самих близнецов об их планах, до тех пор пока не стало слишком поздно.

(Книга Крео)

Вскоре после ужина Лето увидел, как мимо него прошел человек, направившийся в его покои через сводчатый проход, и мысленно двинулся вслед за незнакомцем. Проход остался открытым, и Лето видел, что люди что-то делают в его створе – мимо провезли несколько корзин с Пряностью, прошли три женщины в замысловатой одежде контрабандистов. Человек, за которым мысленно отправился Лето, ничем не отличался от остальных, кроме того, что очень походил на Стилгара – Стилгара в молодости.

То было совершенно особое путешествие ума. Время наполняло Лето, как наполняют звезды большую галактику. Он мог видеть бесконечные массивы Времени, но сначала надо было проникнуть в свое собственное будущее, чтобы понимать, в каком именно временном интервале находится сейчас его плоть. Многоликая память живущих в нем людей то наступала, то отступала, но теперь вся она без остатка принадлежала Лето. Эта память приливала, словно прибой, но если волна вздымалась слишком высоко, то стоило только приказать ей, как она тотчас уходила обратно в океан Времени, оставляя позади себя царственного Гарума.

Время от времени Лето приходилось прислушиваться к тому, о чем вещали ему те жизни. Кто-то выступал, как суфлер на сцене, высовывая голову из будки, стараясь подсказать, как вести себя в той или иной ситуации. Во время мысленной прогулки неожиданно появился отец и сказал: «Ты еще ребенок, который ищет стать мужчиной. Когда же ты станешь мужчиной, то будешь тщетно искать ребенка, каким ты был когда-то».

Временами его одолевали блохи и вши, которых было в старом сиетче великое множество. Никто из живших здесь людей, питавшихся пищей, богато приправленной Пряностью, казалось, не страдал от этих тварей. Был ли у этих людей иммунитет против них или за многие годы такой жизни они просто смирились с этим неудобством и перестали его замечать?

Да и вообще, кто были эти люди, собранные Гурни? Как попали они в это место? Действительно ли это был легендарный Якуруту? Множественная память давала ответы, которые очень не нравились Лето. То были безобразные люди и безобразнее всех был Гурни. Совершенство, однако, витало в этих местах, неуловимое, скрытое под отвратительной наружностью.

Отчасти Лето сознавал, что пристрастился к Пряности, которой была обильно сдобрена вся здешняя еда. Детское тело стремилось восстать, но маска его буквально бредила от присутствия памяти поколений множества давно прошедших эпох.

Сознание вернулось с прогулки, и Лето стало интересно, осталось ли тело с сознанием. Пряность мешала мыслить и чувствовать. Мальчик чувствовал, что самоограничения громоздятся над ним, словно дюны, которые, подползая к скалам, образуют возле них грандиозные насыпи, надвигаясь одна на другую. Сначала к подножию скалы ложатся несколько песчинок, но постепенно гора песка растет, и скоро на этом месте к небу вместо скалы вздымается огромная песчаная гора.

Но внизу, под этой массой, оставался крепкий, несокрушимый камень.

Я все еще пребываю в трансе, подумал Лето.