Мощные болеутоляющие средства сделали эрцгерцога Арманда сонливым и оглушенным, но гнев был настолько силен, что прорывался сквозь пелену, окутавшую сознание. С трудом повернув голову, которая двигалась, как подвешенная на ржавых петлях дверь, он возмущенно уставился на побледневшего и дрожавшего Уитмора Бладда.
— Ты должен был защитить ее. — Слова эти ранили мастера меча сильнее, чем смертоносные диски.
Бладд сжал губы.
— Я промахнулся, — произнес он, сам не веря своим словам. — Я мастер меча, и я промахнулся. Я должен был пожертвовать жизнью ради Илесы. Ривви исполнил свой долг лучше.
Дункан споткнулся о распростертое на полу тело Ривви Динари, похожее на тушу разделанного кита. В широкой груди застрял один из дисков.
— Он умер героической смертью, смертью истинного мастера меча.
Бладд посмотрел на свою узкую рапиру, а потом со звоном швырнул ее на пол.
— Помоги мне вынести его тело, Дункан. Кажется, это единственное, на что я годен.
Не поддаваясь параличу горя, герцог Лето действовал твердо, холодно и расчетливо. Он перекрыл космопорт, запретив вылет любого корабля, и приказал, принеся короткие извинения, объявить экипажам и пассажирам, что вылетов не будет до завершения расследования происшедшей трагедии. Суфир Хават, которому зашили рану на спине и наложили повязку, с особым пристрастием приглядывался к тем, кто был больше всего расстроен и разозлен задержкой, а также к тем, кто высказывал горячее показное сочувствие.
Хорошо еще, что, по иронии судьбы, все четырнадцать убитых принадлежали либо Дому Атрейдесов, либо Дому Эказа. После того как прошел первый приступ страха, многие аристократы пришли в ярость, обвиняя либо Дом Моритани за то, что оказались вовлечены в кровавую распрю, либо Атрейдеса — за то, что он пригласил их в такое опасное место. Но пострадавшие аристократы претерпели минимальный ущерб, и можно было надеяться, что их гнев утихнет и не станет причиной долгой вражды между Домами.
Но герцог Лето не собирался ничего забывать.
Гурни Халлек и Суфир Хават осмотрели каждый кирпич замка Каладан в поисках других орудий убийства. Возможно, что, даже устроив такой изощренный заговор и приведя его в исполнение, виконт все же не стал укладывать все яйца в одну корзину. Кто знает, может быть, виконт Моритани замыслил месть, которая должна была обрушиваться на врагов постоянно — изо дня в день, из месяца в месяц.
Принц Ромбур клятвенно обещал помочь. Он словно верный паладин не оставлял Лето, несмотря на то, что сопровождавшие его иксианские чиновники настаивали на том, чтобы сам принц, Тессия и вся свита укрылись на фрегате под защитным экраном. Раздражая принца, его советники говорили, что Ромбур едва не был убит еще раз, и именно во время покушения на жизнь Лето Атрейдеса. Но на этот раз тело принца-киборга было лишь слегка поцарапано и немного деформировано. Однако если бы Ромбур Верниус, как и прочие люди, состоял из плоти и костей, то он наверняка был бы убит.
Иксианские советники продолжали настаивать на своем, угрожая, что по возвращении на Икс поставят под вопрос правление принца. Они так надоели Ромбуру, что он, выйдя из себя, развернулся и, не соразмерив силу, ударил одного из советников, Болига Авати, так, что тот отлетел к противоположной стене. Возмущенный принц-киборг провозгласил громовым голосом:
— Тессия, Бронсо и я останемся здесь, рядом с моим другом Лето Атрейдесом.
Испуганные такой выходкой технократы помогли своему товарищу подняться и в полном изумлении и страхе ретировались на фрегат Верниуса, решив не показываться более на глаза принцу.
Во время траурной церемонии отпевания Илесы однорукий эрцгерцог мог лишь бессильно созерцать происходящее. Разум его был замутнен лекарствами, по лицу струились слезы. Ему надо было выплеснуть свое горе, отдаться ему полностью и без остатка, но спутанность мыслей и чувств не позволяли ему этого. Но тем не менее Арманд Эказ понимал всю тяжесть обрушившегося на него несчастья, и этого было довольно.
Лето стоял рядом с эрцгерцогом на высокой скале, где проходила служба. Местный священник с перевязанной рукой — он получил легкое ранение — произносил слова погребальной литургии. Какой контраст с теми словами, которые он должен был произнести по случаю бракосочетания! Набальзамированное тело Илесы предстояло доставить на Эказ, где оно будет выставлено для прощания, а потом похоронено в семейном склепе рядом с телами ее сестры Сании и дяди Тео.
— Моритани не в первый раз наносит мне такой удар, — холодным и пустым голосом сказал Эказ герцогу Лето. — Я пережил свое горе прежде, но не знаю, смогу ли в этот раз.
Дункан и Бладд устроили погребальный костер Ривви Динари. Его тело не отправится на Эказ. По традиции тело погибшего мастера меча должно быть сожжено там, где он пал. Несмотря на то что это была частная церемония, Дункан позволил Паулю принять в ней участие; Гурни Халлек и Суфир Хават тоже были здесь. Гурни поклялся сочинить сонет, чтобы увековечить память героических деяний «самого толстого из самых быстрых людей», каких он только знал.