Дюна. Первая трилогия

Эта пудра забивала носовые фильтры — то и дело приходилось их продувать. Мелкая галька и крупный песок на гладком камне катались под ногами — сделав неосторожный шаг, тут легко было упасть. Каменные осколки резали. А вездесущий песок, занесший каждую ямку, буквально хватал за ноги.

Внезапно Пауль остановился на скальном карнизе и придержал мать, которая по инерции ткнулась в него и чуть не упала…

Он повел рукой налево. Проследив за его жестом, Джессика увидела, что в двух сотнях метров под обрывом, на который они вышли, начиналась Пустыня — застывший океан песчаных волн, посеребренных луной. Их гребни — углы и плавные изгибы, начерченные тенями по светлому песку, — убегали вдаль, к теряющимся в ночи очертаниям следующей скальной гряды,

— Открытая Пустыня, — прошептала она.

— Придется переходить тут, — отозвался он. — Далековато… — Его голос глухо звучал из-под фильтра-респиратора.

Джессика посмотрела налево, направо — но повсюду под ними был лишь песок.

Пауль же глядел вперед — туда, где тени дюн неспешно следовали за быстрой арракийской луной.

— Километра три-четыре, — сказал он. — Черви… — проговорила она.

— Наверняка.

Она вдруг особенно сильно почувствовала свою усталость, боль в мышцах, заглушающую все остальные чувства.

— Может быть, отдохнем и поедим?..

Пауль скинул рюкзак, сел, прислонившись к нему. Джессике, чтобы сесть, пришлось опереться на его плечо. Потом она услышала, как он повернулся и роется в рюкзаке.

— Вот, возьми.

Он положил ей в руку две капсулы энергетика. Его ладони были очень сухими.

Джессика проглотила капсулы, запив их скупым глотком конденсата из трубки дистикомба.

— Выпей всю воду, — посоветовал Пауль. — Это аксиома: хранить воду лучше всего в собственном теле… Это поддерживает и придает силы. Доверься своему дистикомбу…

Она послушно осушила водяные карманы, чувствуя, как ее силы и в самом деле прибывают. Как мирно, как покойно было сидеть здесь, понемногу сбрасывая усталость… Ей вспомнились слова, сказанные как-то воином-менестрелем Гурни Халлеком: «Лучше сухой песок в тишине и покое, — чем дом, полный жертв и борьбы».

Джессика повторила эти слова вслух, для Пауля.

— Так говаривал Гурни, — отозвался он.

Таким тоном, подумала Джессика, говорят о мертвых. И скорее всего, сказала она себе, бедный Гурни действительно погиб. Те, кто служил Дому Атрейдес, или погибли, или были взяты в плен, или, как они, блуждали в безводной пустыне.

— У Гурни всегда была наготове подходящая цитата, — проговорил Пауль. — Как сейчас слышу: «И реки сделаю сушею, и предам землю в руки злым, и рукою иноземцев опустошу землю и все, наполняющее ее…»

Джессика зажмурилась — от того, как Пауль процитировал древнюю книгу, к ее глазам подступили слезы. Немного погодя Пауль спросил;

— Как ты… себя чувствуешь?

Она поняла, что вопрос относится к ее беременности.

— До рождения твоей сестры еще много месяцев. Я все еще… в форме.

Сказав это, она подумала, что говорит с сыном чересчур сухо, почти официальным тоном. Как сестра Бене Гессерит, приученная искать причины подобных странностей, она, поразмыслив, признала: «Я, оказывается, боюсь своего сына; я боюсь его… странности; я боюсь того, что он может видеть в нашем будущем, и особенно того, что он может рассказать мне об увиденном…»

Пауль, опустив капюшон/на глаза, вслушивался в звуки ночных насекомых. Собственное молчание звенело в его легких. А в носу свербило… Пауль потер нос, вынул фильтры и почувствовал густой запах корицы.

— Где-то поблизости выход меланжи, — сообщил он.

Ветерок точно гагачьим пухом гладил его щеки, шевелил складки бурнуса. Это был спокойный ветер, он не грозил бурей — Пауль уже мог это чувствовать.

— Скоро рассвет, — сказал он. Джессика кивнула.

— Перейти участок открытого песка можно, — проговорил Пауль. — Есть сравнительно безопасный способ. Фримены так делают…

— Но… а черви?

— Во фримпакете есть манок-колотушка. Если установить его здесь, он на некоторое время отвлечет червя.

Она смерила взглядом освещенную луной пустыню между ними и следующим скальным гребнем.

— «Некоторое время» — это достаточно, чтобы пройти четыре километра?

— Может быть. Если звуки нашей ходьбы не будут отличны от естественных звуков пустыни — иначе мы привлечем внимание червя.

Пауль разглядывал открытую Пустыню, обращаясь к странной своей памяти о будущем и думая о загадочных намеках в руководстве фримпакета, связанных с манками и «крюками Подателя». И ему казалось странным, что мысли о червях вызывали у него лишь панический ужас. Он ощущал — это было где-то на краю его особого восприятия, — что червей следует уважать, а. не бояться… если… если…

Он потряс головой.

— То есть нельзя допускать ритмичный шум, — сказала Джессика.

— Что? Ага. Да. Если порвать ритм шагов… ведь песок должен и сам по себе оседать время от времени. Двигаться. Не может же червь бросаться на каждый звук. Но перед этим нам надо как следует отдохнуть.