Дюрер

Сообщение о приезде Фридриха в Нюрнберг повергло Дюрера в уныние. Дело в том, что по возвращении в родной город вызвали его в совет и передали от имени штатгальтера новый заказ для виттенбергской церкви. Да еще какой! «Мученичество десяти тысяч христиан». От такой просьбы приказа у живописца даже в глазах потемнело. Откуда только эта страсть к много-фигурным композициям появилась! Итальянцы от нее уже отказываются, у немцев же она, как кажется, в полную силу входит. Десять тысяч образов! Это же несколько лет работы. Ослушаться, однако, нельзя. К тому же искренне уважал Дюрер Фридриха за его человеческое отношение к художникам. А если без раздражения поразмыслить, то сюжет, откровенно говоря, привлекал: здесь можно изобразить обнаженную натуру, да еще во всевозможных ракурсах. Не ожидал Дюрер, что алтарь всецело захватит его. Десять тысяч фигур он, конечно, писать не собирался, это старые мастера гонялись за количеством, чем, как он слышал в Италии, навлекли на себя гнев Микеланджело: немцы, говаривал он, на своих картинах изображают дюжину людей там, где достаточно одного, чтобы заполнить пространство. После путешествия в Венецию и знакомства с последними работами Джованни Беллини Дюрер был склонен разделить такое мнение: его новые Адам и Ева были просто фигурами, помещенными на черном фоне, без обычных в таких случаях дьяволов-искусителей, зверья и прочего, что считалось обязательным в немецкой живописи. Да и братья Паумгартнеры были изображены на боковых створах алтаря просто, привычно, даже буднично. Однако понимал Дюрер, что нельзя курфюрсту, ревнителю немецких традиций, вместо ожидаемых десяти тысяч всучить всего лишь дюжину. Композиция, которую разработал Дюрер, не отличалась особой сложностью. Он вспомнил, что рассказывали ему в Венеции о поэте Данте и его аде с девятью концентрическими кругами. Вот и на картине появилась такая же концентричность. Сцены казней развертываются на фоне пейзажа, который теперь существует у Дюрера не сам по себе, а является, неотъемлемой частью композиции. Мрачные скалы и пышная зелень еще больше подчеркивают ужас происходящего, ибо здесь рубят головы и убивают людей дубинами. Однако даже это можно было найти в картинах его предшественников. Не был бы Дюрер Дюрером, если бы не вводил новшеств. Впервые он применил метод постепенного уменьшения фигур от переднего к заднему плану. Обрела его картина благодаря этому перспективу.

Нечего и говорить: из-за необходимости спешного выполнения Фридрихова поручения — воля монарха закон, как ни крути! — пришлось отложить до лучших времен занятия Евклидовой геометрией и выполнение других заказов.

А один из них не терпел отлагательств. И возник неожиданно. После того как вернулся Альбрехт из Венеции, пришлось ему с Агнес, как и положено добропорядочным людям, обойти с визитами всех родственников. Надо же было такому случиться, что у тестя Фрея натолкнулись они на прибывшего из Франкфурта купца Якоба Геллера. Потом уже дошло до Дюрера, что встреча вовсе не была случайностью, так как семейство Фреев давно дружило с Геллерами. Кстати, Якоб-то и помог Агнес наладить во Франкфурте торговлю дюреровскими гравюрами. Теперь же задумали Фреи отблагодарить своего «благодетеля».

Расстарались на славу. Поданный обед немногим уступал патрицианским. Геллер был доволен и благодушен, Дюрер тоже расслабился. А зря — забыл, что в купеческих мягких лапках кроются железные когти. Превозносил Якоб Агнес за ее деловую хватку до небес, да и ее супругу немало похвал перепало за его мастерство. Чувствовал Дюрер: все эти восхваления неспроста. Но слаб человек — растаял. Вот тогда и подкатился купчина со своей просьбой: требовался ему алтарь, да такой, чтобы не стыдно было подарить его доминиканской церкви во Франкфурте. Ну а цена? Названную Геллером сумму художник сначала воспринял за шутку — только набитый дурак мог с ней согласиться: сто гульденов. Неужели ему не известно, что Вольгемут за подобную работу берет шестьсот? Как же, как же, купцам все ведомо. Но ведь он мастеру Михаэлю помощи в торговле его гравюрами не оказывает и не у него тот останавливается, когда бывает во Франкфурте. Спорили долго, да разве купца переговоришь?

Когда прощались, Геллер еще раз напомнил: тема алтаря — вознесение и венчание Марии, а цена за все сто гульденов. Погрозил толстым пальцем: сумма огромная — ни пфеннига больше. К рождеству картина должна быть во Франкфурте — ни днем позже!

И пошла кутерьма. Что ни неделя, то сердитое письмо из Франкфурта: как продвигается работа, что-то уж он, Дюрер, слишком тянет.