Дьюри

Котик отчего-то становился все тяжелее и тяжелее, чем они его кормят кота этого? А кот тарахтел все громче и становился больше и больше, словно его распирало от удовольствия, лапы его уже висели, кажется, до моих колен, когда руки мои не выдержали и выпустили этого странного распухшего кота…

Котяра шмякнулся тяжело на пол… и встал на ноги… в сапогах. И вот уже напротив меня стоял полноватый мужчина в объемном, крупной домашней вязки свитере, кожаных, потертых основательно штанах, заправленных в мягкие сапоги, и посмеивался. Он наклонил голову с большими ушами, из которых торчали седые волосы, и произнес:

— Никитари…

И тут всех прорвало. Словно все обрадовались тому, что я им дала возможность от души посмеяться… Милька заливался громче всех как колокольчик, Никитари посмеивался сдержанно в короткую седую бороду. Харз же хохотал беззвучно, замолкал и вновь, махнув рукой, смеялся… Я же, представив себя с мужиком на руках, остановиться не могла и уже тихонько, по-дурацки хихикала, безуспешно, всем лицом силясь посерьезнеть…

От шума, поднятого нами, опять вышел из стены Велиамин, таща за собой свою несчастную руку, и вновь, разинув рот, горестно завыл.

И Никитари, еще раз сдержанно хмыкнув, строго ему сказал:

— Велиамин, ваша призрачность, угомонитесь вы сегодня, наконец?!

Призрак, продолжая выть, повернулся и вошел в стену.

— Это нам надо бы угомониться, Никитари, — сказал ему Харз, проводя рукой по лицу, будто пытаясь стереть следы смеха с него, но это ему не удалось, и его глаза по-прежнему замечательно улыбались, — всех призраков распугали… Но и ты, учитель, тоже хорош! — покачал головой он, — взгромоздился на руки девчонке и сидишь… Ты, О, с ним осторожнее, он горазд у нас на такие проделки, — смеющиеся глаза дьюри с интересом смотрели теперь на меня.

Я же улыбалась и молчала. Что я могла сказать? Нравилась мне их компания… забавный Милька, теперь этот Никитари с волосатыми ушами, и больше всех — Харзиен…

А дьюри тем временем повернулся к Никитари и спросил:

— Ты уже знаешь, учитель?..

Милиен же взял меня за руку и, потянув за собой, шепнул:

— Пошли…

Я не могла отказать ему, и, сжав его маленькую крепкую ручку, пошла за ним. Хотя так интересно было узнать, что будет говорить Харзиен, что ему ответил его странный с волосатыми ушами учитель Никитари, мне все здесь было интересно…

Этот укрытый от посторонних глаз замок со следами былого величия после землянки Элизиена был для меня словно гром среди ясного неба, хотя вообще-то уже после слов Харзиена о том, что он король Вересии, можно было насторожиться…

Лестница была не очень крутая, широкие каменные ступени вели наверх, переходя в длинную галерею, нависавшую над залом первого этажа. Сквозь перила было видно, что Харзиен что-то рассказывает Никитари, а тот смотрит нам вслед… Думаю, что в этот момент дьюри про меня рассказывает… Но что про меня можно рассказывать? Ничего… Вернее, нечего…

2

Комнату, куда привел меня Милька, слабо освещала настольная, пузатая лампа, стоявшая на круглом высоком столике, больше похожем на подставку. Огонек слабо плясал в стеклянном колпаке серебряного светильника. Затейливая вязь рисунка на стекле отражалась на стенах комнаты, и удивительные звери и травы плыли в ее неярком свете.

Вся мебель здесь была накрыта белыми чехлами. Огромная круглая кровать с плотно закрытым балдахином стояла посреди комнаты, большой ковер под ногами, по которому бежали олени, спасающиеся от охотников… Пахло сыростью, пылью, мышами…

И вдруг балдахин заколыхался и распахнулся. Круглолицая толстушка в цветастом платье с оборками и белом фартуке, кряхтя, сползла с кровати, продолжая поправлять замысловатое кружево простыней. Большущее одеяло ловко взлетело в ее руках, расправилось и легло…

— Брукбузельда! Брукбузельдочка моя! — вскрикнул Милиен и бросился к ней.

Толстушка охнула и оглянулась. Она присела на корточки и обняла мальчика. Он затих, а Брукбузельда посмотрела на меня и грустно улыбнулась.

— Вы уже здесь, мой славный принц! — проговорила она, погладив Милиена по черноволосой голове, — как же я скучала по вас! Посмотрите-ка, какой здесь несносный порядок, пора вам разобраться с этой армией лентяев…

Милька обернулся и посмотрел в ту сторону, куда показывала ему улыбающаяся Брукбузельда. Там вдоль стены стояло множество деревянных воинов. Интересные это были воины — лица у них были добрые… А ближе к кровати сидел, склонив голову на грудь, большой, размером с самого Мильку тряпичный клоун… или скоморох, или шут… Его разрисованное веселое лицо было видно лишь наполовину, но пестрое, лоскутное одеяние все равно придавало ему шутовской вид.

— Привет, Сато… — проговорил Милиен, глядя на него.

Голова клоуна приподнялась, стало видно полностью добродушное веселое лицо. Нарисованные синим большие глаза, красный большой рот, нос — картофелиной, неподвижно улыбались.

— Привет… — прозвучал ответ.