Дюжина межгалактических мерзавцев

Срок мне намотали немаленький. Нашлось достаточно свидетелей. Спасибо старику Эрнесту, последнее время я работал по дамочкам, имеющим покровителей в самых высших кругах общества Селены. Все они, узнав, что я под следствием, поспешили дать против меня показания. Я, конечно, отрицал все обвинения – знал, что выступать в суде дамы откажутся. Но закон в отношении профессиональных жиголо суров. Им не потребовалось длительное судебное разбирательство, чтобы упрятать меня в колонию на целый год. Я даже не пытался дать взятку судье – рангуну. Знал, что бесполезно. Креторианцев представители этой расы ненавидели всей душой. Да и мы отвечали им взаимностью. Еще не стерлась из памяти последняя война, испепелившая наши планеты и сердца.

Я ожидал самого худшего. Уголовников я всегда ненавидел. Их хамоватая манера себя держать, чудовищная мораль – законы для нас не писаны, все, кто не с нами – послушный скот, годный только на убой. Жизнь существа, наделенного разумом, для них ничего не значит. В порядке вещей сунуть кому-нибудь нож за неосторожно сказанное слово. Да что там слово. Они могут запросто проиграть тебя в карты. Ставка на кону – кто ткнет пером в бок симпатичного креторианца. Я бы не назвал себя трусом, но в тот момент, когда конвой вел меня на гигантский транспортник, следующий в колонию, у меня все поджилки тряслись, мне казалось – жизнь моя закончена.

Меня втолкнули в узкий люк, и я оказался в тесном помещении, пропитанном запахом несвежих тел – воняло потом, мочой, страхом… Вы спросите, как пахнет страх? Запах у него едкий. Креторианцы обладают тонким обонянием, мы можем чувствовать запахи, недоступные людям и другим галактическим расам.

В корабле царил полумрак, под потолком слабо мерцали древние галогеновые лампы. А у меня в душе обосновался такой сумрак, что я боялся даже пошевелиться. Только стоял, оглядывая крепко сбитые фигуры и бледные лица закоренелых каторжан.

Через десять минут я немного пришел в себя. Ничего не происходило. Они просто не обращали на меня внимания. Словно меня не существовало. Посверкивающие в темноте глаза рептилий смотрели в другую сторону. Несколько человек, окинув меня тусклым взглядом, сразу же отвернулись. Таргариец с головой, обмотанной платком, скосил глаза. Я понял, что не только я, но и другие подавлены и испуганы. Все они прислушивались к гулу турбин и гадали, что за жизнь ждет их в тюрьме.

Через некоторое время я узнал, что на пересылке всегда полно идущих по первому сроку, а еще подсадных уток, спешащих выявить в нашей среде проблемных заключенных. Настоящие преступники предпочитали дождаться прибытия на место. Там их встречали свои, там действовал закон преступного сообщества, там они чувствовали себя в своей стихии. К новичкам же даже в колонии относились настороженно. Среди них попадалось много опасных типов, способных убить за безобидную шутку.

Полет прошел без происшествий. Нас вывели из корабля на горячий каменистый грунт. Развели по баракам. Мне досталась нижняя полка. Надо мной поселился таргариец с платком на голове.

В первый день меня никто не тронул. Каторжане приглядывались к нам: смотрели искоса, с явным недоверием, одаривали исполненными подозрительности взглядами. Я чувствовал самое пристальное внимание к своей персоне, ощущал, что за мной наблюдают, оценивают, и старался вести себя с преувеличенным безразличием, будучи на самом деле все время настороже. Знал, от уголовников можно ожидать всего, и жизнь моя висит на волоске. Как и жизнь любого утонченного существа в этом зверинце.

Нравы здесь царили самые дикие. Причем, жесткость уголовники проявляли не только к другим, но и по отношению к себе. Больные зубы они, к примеру, обычно драли с помощью пассатижей. Но эта операция выглядела просто детской забавой в сравнении с другой стоматологической операцией. Заключенные вытачивали коронки из меди, используя для шлифовки бетонный пол и напильник. Тем же самым инструментом обтачивался зуб. Несколько уголовников держали больного под руки, а третий проворно орудовал у него во рту рашпилем. От тошнотворного звука и ужасающего воя несчастного можно было свихнуться. Когда все заканчивалось, он, счастливый до невозможности, сидел на койке и трогал отремонтированную таким варварским способом челюсть. «Красота требует жертв!» – услышал я однажды от одного такого «красавца».