Я был вынужден обратиться в суд с иском к Вощанову и "Комсомольской правде". Дело рассматривается до сих пор. Вощанов в суд упорно не является и не представляет никаких доказательств, подтверждающих приведенные в статье обвинения, потому что их просто не существует. Суд вынужден был объявить даже розыск Вощанова, поскольку, как выяснилось, дома он не живет, а из "Комсомольской правды" уволен.
Всего за 1997 год я был вынужден заявить пять исков к различным лицам и печатным изданиям: два дела выиграл, остальные - в процессе рассмотрения из-за неявки недобросовестных ответчиков. Но тем не менее травля, подогреваемая заявлениями руководителей прокуратуры и МВД о борьбе с коррупцией в органах государственной власти Петербурга продолжалась.
Вначале я думал, что дело лично во мне - кому-то не угодил, кого-то задел, кому-то помешал, - но чем дольше продолжалась травля и чем большее количество следователей и журналистов к ней подключалось, тем яснее становилось, что дело не просто во мне.
Если отвлечься от конкретных имен, то суть всей этой истории состоит в том, что та часть бывшей партийно-советской номенклатуры, которая захватила сегодня в России власть, не удовлетворилась тем, что своей деятельностью дискредитировала само понятие демократии. Для них важно дискредитировать и тех немногих в России политиков, которых можно без кавычек называть демократами. Власти им мало - они еще и крови жаждут! Тем более что во главе Генпрокуратуры находятся бывшие работники ЦК КПСС, с полуслова понимающие, чего от них хотят. Да они и сами с удовольствием во всем этом участвуют, благо Генпрокуратура выведена за рамки закона (предусмотренный Конституцией закон о прокуратуре, по которому она должна быть введена в рамки судебной власти, так и не принят), а значит, и за рамки ответственности за нарушения закона. Нынешнюю деятельность этого учреждения можно охарактеризовать двумя фразами: "Следствие заказывали? Извольте получить!"
В этом заключается одна из серьезнейших проблем новой российской государственности, потому что вместо предусмотренных Конституцией трех ветвей власти: законодательной, исполнительной и судебной - мы имеем четыре. Я имею в виду не прессу, а прокуратуру, сохраняющую сталинские принципы организации, надзирающую за всем и вся и ни перед кем не подотчетную.
После всего случившегося со мной 3 октября 1997 года, когда из-за провокации и грубого нарушения закона работниками следственной группы Генпрокуратуры я попал в больницу, а затем - в Париж, один из московских журналистов, писавший обо мне, восхищался ловкостью Генпрокуратуры, которая, по его выражению, загнала меня в угол. Мол, теперь при любом варианте Собчак проигрывает: не вернется - значит, виноват; вернется - у прокуратуры есть все основания для его ареста.
Странная (но весьма типичная - из сталинского времени) логика! Попробуем посмотреть на всю эту историю с позиций нормального правового государства: я на совершенно законном основании, открыто - не таясь - выехал из страны на лечение и вернулся тогда, когда счел это возможным и необходимым.
Поскольку никто и никогда мне никаких обвинений официально не предъявлял (журналистские домыслы и клевета не в счет!), то ни у кого нет права рассуждать о какой-то моей вине. Напомню, что 3 октября речь шла о моем допросе в качестве свидетеля. Все это, однако, верно для нормального демократического государства, но Россия и сегодня живет по принципу: был бы человек, а дело найдется. "Есть человек - есть проблема, нет человека - нет проблемы!"
Выступая недавно по петербургскому телевидению, один из лидеров коммунистической фракции в Госдуме, В. Илюхин, сказал дословно следующее: "Мы должны будем изучить и дать оценку каждой бумажке, подписанной Собчаком!" Весьма характерное "мы": видимо, Илюхин и подобные ему "товарищи" рассматривают прокуратуру как свою вотчину. И не без оснований. В том, что происходит со мной, как в зеркале отражается вся сложность нынешней политической ситуации в России. Очевидная неспособность власти позитивно решать важнейшие проблемы жизни страны, психология и атмосфера временщиков, царящая в окружении президента, всевозрастающая криминализация власти - все это подталкивает руководство страны к усиленной имитации, созданию видимости борьбы со злоупотреблениями и коррупцией, а говоря проще - к поиску "козлов отпущения".
Сегодня я часто повторяю строки Е. Евтушенко: "Не важно, есть ли у тебя последователи, а важно, есть ли у тебя преследователи!" Преследователей у меня хватает. Их оказалось больше, чем я мог бы предположить. И это, может быть, лучшее доказательство важности для страны и правильности того, что я делал, находясь во власти, и во имя чего продолжаю жить и работать сегодня.