Дива Никотина. История о том, как табак соблазнил мир

В елизаветинскую эпоху курение установило тесную связь с английской литературой и европейской культурой. Кристофер Марло, любитель сексуальных приключений, шпион, драматург, автор «Доктора Фауста», превосходной демонстрации компромисса и проклятия, говорил: «Те, кто не любит мальчиков и табак, — дураки», и с этим изречением, кажется, был согласен кружок литераторов. в который он входил. Табак и курение стали появляться в поэзии и пьесах того времени. Самым рьяным сторонником курения был Бен Джонсон, который изобразил эту привычку в комедии «У всякого свои причуды» (1598), исследовав в ней новую моду. Силу табака демонстрирует капитан Бобадил, который не может жить без табака: «…Я был в Индии, где растет этот злак, где ни я, ни двенадцать других джентльменов, которых я знал, не получали другой пищи на протяжении двадцати недель, кроме дыма этого зелья. Следовательно, это невозможно, а потому и божественно!» [1]Капитан Бобадил перечисляет целебные свойства табака и говорит о том, что табак — «наилучшая и драгоценнейшая трава, когда-либо произведенная землей на пользу человека!» [2]

Ряд распространенных отрицательных суждений о курении высказывает в этой комедии водовоз Коб: «Удивляюсь, что за удовольствие, и счастье находят они. потребляя этот сволочной табак! Он никуда не годен. только разве сбить с ног человека и наполнить его дымом и пеплом. Четверо из одного дома вымерло на прошлой неделе, да вчера ночью еще двое… Один, говорят, чуть было не спасся, он испустил из себя четверик сажи». Страхи Коба отражают существовавшее убеждение, что курение, как и любой дам, оставляет после себя сажу. Образ курильщика, у которого проблемы с дыханием и пищеварением из-за сажи, существовал в Англии на протяжении многих лет, и вопреки намерению драматурга приводился некоторыми в качестве медицинского аргумента.

Табак вернулся на сцену в 1599 году в продолжении пьесы «У всякого свои причуды» — «Все без своих причуд». В новом произведении курение было изображено как неотъемлемая часть внешнего лоска джентльмена. В сущности, пьеса давала частные уроки курения, которые гарантировали. что учеников обучат «самому джентльменскому обращению с табаком: во-первых, придать ему самый тонкий аромат; а во-вторых, знать все деликатные способы его употребления: как и хорошее завершение, и практика Кубанебуллитиона, Еврипуса и Уиффа. которые он должен получить, или пройти здесь, в Лондоне и продолжить в Аксбридже или в другом месте, если это его устраивает». По-видимому, удержать в себе дым было так же важно, как и способность хорошо выпить, не теряя при этом головы.

Влияние табака в Англии распространилось, помимо драматургов, на поэтов и философов. Спенсер в сочинении «Волшебная королева», аллегорической поэме, посвященной величию царствования Елизаветы, назвал его «божественный табак». Сэмуэл Роулэнде воспел питательные свойства табака в сборнике стихотворений «Трефовый валет».

Но он же такой бережливый,
Что хватит листа на обед.
Не надо ему и салфетки,
Чтоб вытереть пальцы потом.
Вся кухня его в табакерке,
в трубке готовит он мясо.

Философ Фрэнсис Бэкон обратил внимание на другой аспект курения — его способность контролировать курильщика: «В наше время число пользователей табака резко возросло: он покоряет людей, доставляя им сокровенное удовольствие, причем те, кто однажды к нему привык, с трудом могут впоследствии от него отказаться». Как и во многих других случаях. Бэкон шагал впереди своего времени, но ему не доставало терминологии, чтобы тщательно исследовать этот аспект потребления табака. Елизаветинцы не располагали эквивалентом современного понятия «наркотическая зависимость». Они любили крайности, однако мысль о том, что человек с его бессмертной душой может стать жалким рабом растения, казалась им смешной.

Имеется, впрочем, одно симптоматическое исключение из хора похвал табаку в елизаветинской литературе: нет сообщений о том, что Уильям Шекспир курил, и в его произведениях табак и курение ни разу не упоминаются. Шекспир был поклонником Марло и другом Джонсона и играл в пьесах последнего (включая «У всякого свои причуды»), но независимо от того, являлось ли молчание Шекспира скрытым упреком в адрес непутевых друзей-драматургов или он видел в курении всего-навсего способ получить удовольствие, не заслуживающий внимания таких персонажей, как король Лир. Генрих V или Юлий Цезарь, Шекспир не затрагивал в своих произведениях темы курения. Существует, однако, археологическое свидетельство того, что в доме Шекспира в Стратфорде-на-Эвоне при его жизни курили, и при том все указывает на него самого. В ходе недавних раскопок было найдено несколько курительных трубок шекспировских времен, чашечки которых содержали продукты горения табака, конопли, какого-то неопознанного галлюциногена и кокаина.