Дивеево. Русская земля обетованная

Странник. На пути в Саровский монастырь

Иосия и Георгий еще долго шептались, решая действительно очень важный, но при этом тонкий и щекотливый вопрос: рассказать или не рассказывать обо всем настоятелю Иоанну. Тут важно было не ошибиться, не промахнуться, выбрать верную тактику, учитывая всю сложность отношений между казначеем и настоятелем, их скрытое соперничество при явном старшинстве Иоанна. Поэтому все рассказать, выложить всю подноготную означало бы для Иосии уронить себя, свое достоинство, да и к тому же признать правоту Иоанна, недовольного тем, что без его ведома, самочинно Георгия приняли в монастырь. Уронить и признать – это, конечно же, недопустимо. Но и не рассказывать тоже нельзя, поскольку дело нешуточное, очень серьезное и когда-нибудь (все тайное становится явным) у настоятеля будет повод упрекнуть казначея в пагубной, а то и преступной скрытности.

Да это и неразумно – скрывать и утаивать, если есть другая возможность: рассказать, но так, чтобы самим извлечь из этого какую-то пользу и выгоду. Пусть Иоанн знает, но не все, а лишь то, во что они его посвятят. На что осторожно намекнут. Что ему слегка приоткроют, но не больше того. Вот и получится, что Иоанн знает (долг перед ним выполнен), но и не знает (свои интересы соблюдены). В этом-то вся хитрость…

И особенно им на руку то, что Георгий все-таки сумел расположить к себе настоятеля. Уж как это ему удалось, загадка, но – сумел. Взял своей начитанностью, образованностью, шляхетским воспитанием, хорошими манерами, привычкой шаркать каблуками на паркете, и тот поручил ему собирать и переписывать книги для библиотеки. Поэтому Георгию будет нетрудно выбрать момент и в самых расплывчатых, туманных выражениях, не показывая никаких писем, поведать о своем давнем грехе. Мол, когда-то… Мол, что-то такое было… Пусть…это для них не вредно, а даже полезно. Если бы настоятель знал все, они были бы полностью в его руках. Но раз он знает лишь кое-что и не больше, это делает его от них зависимым. Можно сказать, повязанным с ними, хотя он, наивная и добрая душа, и не подозревает об этом.

Глава восемнадцатая. Грех покрыл незаконно

Все вышло так да не так. Повязать-то они повязали (разговор у Георгия с Иоанном был, и кое в чем он ему признался), но другая завязка ослабла, и узелок на ней лопнул. Иосия по многим едва различимым признакам стал чувствовать – чуять своим звериным нюхом, что Георгий постепенно отдаляется от него, предает, изменяет и переходит на сторону Иоанна. Поначалу он отказывался в это верить, убеждал себя, что все это вздор, выдумки, плод его излишней подозрительности. Так ведь часто бывает: то, что где-то мелькнуло, замерцало, замаячило, потом всюду мерещится, лезет на глаза, цепляет, словно колючка репейника. Но навязчивое чувство не покидало, и все, что он замечал, свидетельствовало в пользу сделанного беспощадного вывода: отдаляется и переходит.

Да, как ни убеждай себя, отдаляется, изменяет и…вот-вот окончательно переметнется в стан врага.

Внешне Георгий был по-прежнему почтителен, выдержан, преисполнен смирения, готовности угодить, но и готовность была слабенькая, лишь напоказ, и какой-то холодок проскальзывал в нем – особенно после того, как он слишком надолго задерживался, допоздна засиживался у настоятеля. Поводом были все те же проклятые книги: очень уж они их оба любили, ну просто обмирали по ним; увидят какую редкую – аж задрожат. О книгах же как не поговорить – утеха, и во время этих разговоров стало обнаруживаться то душевное родство, совпадение чувств и помыслов, из-за которого Георгий так и потянулся к настоятелю (вот уж воистину потянулся, как телок к матке). С Иосией у него такого родства и совпадения не было: была благодарность, подобострастие, страх перед крутым нравом и сильной рукой, женственная потребность подчиняться власти, а тут… мятущаяся, противоречивая, надломленная натура Георгия словно находила успокоение в близости тихого, кроткого, доброго и ласкового Иоанна.

Словом, одно дело казначей, крепкий хозяин, могущественный покровитель и снисходительный исповедник, а другое – задушевный друг и наставник.

А может, к тому же и чем-то недоволен, на что-то обижен, засела в душе заноза – предубеждение против Иосии? Тот осторожно пытался выведать, как бы невзначай задавал вопросы, затем якобы забывал об этом и снова задавал те же самые в надежде, что наконец получит удовлетворительный, проясняющий хоть что-то ответ. Но, увы, ответы Георгия, ускользающие и уклончивые, не удовлетворяли и ничего не проясняли. И чем настойчивее уверял он, что ему не на что обижаться, тем навязчивее мнилась в нем Иосии накопившаяся, глухая, затаенная обида. И, будучи не в силах распознать ее причину, Иосия ополчился на Иоанна, обрел мстительную отраду во вздорной уверенности: тот настраивает, науськивает, подговаривает Георгия против него.