Дивергент

Питер хватает меня за горло и поднимает вверх, засунув большой палец под подбородок. Его волосы, обычно блестящие и гладкие, взъерошены и липнут ко лбу. Его бледное лицо искажено, зубы стиснуты, и он держит меня над пропастью, а по бокам моего зрения появляются пятна и кружатся вокруг его лица, зеленые, розовые и голубые. Он ничего не говорит. Я пытаюсь пнуть его, но мои ноги слишком короткие. Легкие раздирает нехватка воздуха.

Я слышу крик, и Питер отпускает меня.

Падая, я вытягиваю руки и ударяюсь подмышками о перила. Я зацепляюсь за них локтями и издаю стон. Брызги достигают лодыжек. Мир вокруг качается и падает, и кто-то на полу Ямы – Дрю – кричит. Я слышу удары. Пинки. Стоны.

Я несколько раз моргаю и как могу пытаюсь сосредоточиться на единственном лице, которое вижу. Оно искажено яростью. Его глаза темно-синие.

– Четыре, – хриплю я.

Я закрываю глаза, и ладони опускаются мне на плечи. Он перетаскивает меня через перила и прижимает к груди, подхватывает под колени. Я утыкаюсь лицом ему в плечо, и наступает внезапная глухая тишина.

Глава 22

Я открываю глаза и вижу надпись на чистой белой стене: «Бойтесь Бога одного». Я снова слышу звук бегущей воды, но на этот раз из крана, а не из пропасти. Летят секунды, и я начинаю различать очертания окружающих предметов, дверную раму, столешницу и потолок.

Голова, щека и ребра пульсируют от неутихающей боли. Лучше не шевелиться, чтобы не усугубить положение. Я вижу голубое лоскутное одеяло под своей щекой и морщусь, приподнимая голову, чтобы посмотреть, где течет вода.

Четыре стоит в ванной, опустив руки в раковину. Кровь из костяшек его пальцев окрашивает воду в розовый цвет. У него порез в углу рта, но в остальном он кажется невредимым. Он с безмятежным видом осматривает свои царапины, выключает воду и вытирает руки полотенцем.

У меня всего одно воспоминание о том, как я попала сюда, но и оно всего лишь образ: завитки черных чернил на его шее, краешек татуировки, и ласковое покачивание, которое могло означать лишь то, что он нес меня на руках.

Он выключает свет в ванной и достает пакет со льдом из холодильника в углу комнаты. Когда он направляется ко мне, я собираюсь закрыть глаза и притвориться спящей, но наши взгляды встречаются, и становится слишком поздно.

– Твои руки, – хриплю я.

– Мои руки – не твоя забота, – отвечает он.

Он опирается коленом о матрас и склоняется надо мной, подсовывая пакет со льдом мне под голову. Прежде чем он успевает отстраниться, я протягиваю руку к порезу в углу его рта, но замираю, сообразив, что хочу сделать.

«А что тебе терять?» – мысленно спрашиваю я себя и легонько касаюсь кончиками пальцев его губ.

– Трис, – говорит он сквозь мои пальцы, – со мной все в порядке.

– Как ты там оказался? – Я убираю руку.

– Возвращался из диспетчерской. Услышал крик.

– Что ты с ними сделал?

– Полчаса назад сдал Дрю в лазарет. Питер и Ал убежали. Дрю заявил, что они просто хотели тебя напугать. По крайней мере, мне показалось, что именно это он пытался сказать.

– Ему сильно досталось?

– Жить будет.

Он язвительно добавляет:

– Но в каком состоянии – судить не берусь.

Неправильно желать боли другим людям только потому, что они первыми напали на тебя. И все же при мысли о Дрю в лазарете по мне разливается раскаленный добела жар торжества, и я сжимаю руку Четыре.

– Хорошо, – говорю я.

Мой голос яростный и напряженный. Злоба копится внутри, заменяя кровь горькой жидкостью, переполняя, пожирая меня. Мне хочется что-то сломать или ударить, но я боюсь пошевелиться и потому начинаю плакать.

Четыре садится на корточки у края кровати и наблюдает за мной. Я не вижу в его глазах жалости. И слава богу. Он отнимает у меня руку и, как ни странно, кладет ладонь мне на щеку, касаясь большим пальцем скулы. Его пальцы заботливы.

– Я могу сообщить об этом, – говорит он.

– Не надо. Я не хочу, чтобы они думали, будто напугали меня.

Он кивает и рассеянно водит пальцем по моей скуле, назад и вперед.

– Я знал, что ты так решишь.

– Как по-твоему, мне лучше не садиться?

– Я помогу.

Четыре берет меня за плечо одной рукой и придерживает голову другой, пока я сажусь. Боль проносится по моему телу резкими порывами, но я стараюсь не обращать на нее внимания, сдерживаю стон.

Он протягивает пакет со льдом.

– Необязательно отрицать боль, – говорит он. – Здесь только я.

Я прикусываю губу. На моем лице слезы, но ни один из нас не упоминает и даже словно не замечает их.

– Советую искать защиты у твоих друзей-переходников, – говорит он.

– Я думала, что уже нашла ее.

Я снова чувствую ладонь Ала на губах и сгибаюсь пополам, судорожно всхлипывая. Прижимаю руку ко лбу и медленно раскачиваюсь назад и вперед.

– Но Ал…

– Он хотел, чтобы ты была маленькой тихой девочкой из Альтруизма, – мягко произносит Четыре. – Он причинил тебе боль, потому что твоя сила заставила его ощутить свою слабость. Других причин нет.

Я киваю и стараюсь ему поверить.

– Другие будут меньше завидовать, если ты покажешь свою уязвимость. Пусть даже мнимую.

– По-твоему, мне нужно притворяться уязвимой? – Я поднимаю бровь.

– Да.