Диверсант, аристократ, мститель: История графа Ларошфуко, ставшего кошмаром для нацистов во Франции

Пилот французской разведывательной авиации Антуан де Сент-Экзюпери наблюдал за этим исходом с воздуха. В книге «Военный летчик» он позже напишет: «В час, когда пресс бомбардировщиков всей своей тяжестью придавил города и заставил целый народ черным соком разлиться по дорогам. В час, когда Франция являет собой мерзкое зрелище развороченного муравейника…»[5]

Часы утекали, дорога бесконечно стелилась впереди, и, хотя в вышине изредка раздавался вой пикирующих «юнкерсов», семейство Ларошфуко уцелело – немецкие бомбардировщики спешили присоединиться к многочисленным эскадрильям, направлявшимся к Ла-Маншу. Новости были крайне скудными. Местные власти зачастую первыми спасались бегством. Люди привязывали к крышам автомобилей матрасы в надежде хоть как-то защититься от бомб. Но вскоре, как заметил Робер, матрасам нашлось более привычное применение: в первую ночь заторы на дорогах вынудили беженцев устраиваться на ночлег где-то посреди бескрайних равнин Центральной Франции.

Рядом с дорогой вырастали импровизированные укрытия. Эхо бомбежек стихло, но Анри все равно велел младшим держаться вместе, когда они с затекшими ногами выбирались из машины. Анри, первенец и любимец семьи, отличался серьезностью и ответственно относился к учебе. А Робер был красивее: высокие скулы, черты лица, застывшие в легкой надменной гримасе, словно он вечно держал во рту сигарету. Ни дать ни взять французский кузен Кэри Гранта[6].

Но при этом – отчаянный сорвиголова. Почти ежегодно родителям приходилось переводить его из одного пансиона в другой. Братья понимали, что теперь им придется взять на себя родительские обязанности и опекать младших. Но на деле главную роль играл Анри. В конце концов, это ведь Робер однажды повис на парапете фамильного замка метрах в пятнадцати над землей – по малолетству и для острых ощущений. И он же как-то позволил себе произнести слово «дерьмо» прямо при бабушке Ларошфуко, чем привел братьев и сестер в неописуемый восторг.

Дети держались вместе: Анри и Робер, 15-летний Артюс и 13-летний Пьер-Луи, их сестра Йолен 12 лет. Младших, семилетнюю Кармен и Эмери, которому было всего четыре, еще не принимали в тесный круг старших. Их не звали гонять мяч с братьями и Йолен, и лишь изредка им случалось поплескаться вместе со всеми в реке Эна, огибавшей фамильную усадьбу.

У малышей была своя жизнь, и они не слишком вникали в переплетение симпатий и антипатий старших: в то, как Артюс тянулся к Пьеру-Луи больше, чем к Анри с Робером, или в то, как братья, объединившись, частенько поддевали Йолен, единственную девочку, пока за нее не вступался Робер, порой пуская в ход кулаки. Словом, Роберу в семье досталась роль брата-шалопая с золотым сердцем…

Спустя годы он уже не мог вспомнить, как именно они провели ту первую ночь: то ли на одеялах, второпях брошенных Консуэло в багажник, то ли прямо на траве, под утешительным мерцанием звезд. Но в памяти отчетливо всплывало, как он шел среди огромного беспокойного людского роя. Люди устраивались на ночлег небольшими группами – на поле, которое, казалось, простирается под лунным светом до самого горизонта. Робер был напуган не меньше, чем окружавшие его скитальцы. Однако в шутках, которыми они перебрасывались, и даже в их молчаливой решимости он вдруг ощутил почти осязаемое чувство единения, разлитое в воздухе.

Вся предыдущая жизнь Робера не готовила его к этому чувству: он был дворянином, история его рода сплелась с тысячелетней историей Франции. Когда они всей семьей отправлялись на фешенебельные курорты Ниццы и Сен-Тропе, им и в голову не приходило воспользоваться общественным транспортом: зачем, если можно путешествовать в личном железнодорожном вагоне бабушки Ларошфуко – с четырьмя спальными купе, гостиной и столовой?

Однако ночной воздух и единение с соотечественниками всколыхнули в душе Робера чувство, похожее на то, что испытывал его отец 20 годами ранее, в окопах Великой войны. Там, среди солдат всех сословий, Оливье отринул последние пережитки монархизма и стал, по его собственному выражению, убежденным республиканцем. Глядя на костры и семьи, которые устраивались спать где попало и на чем попало, Робер почувствовал желание спасти La France от унижения, защитить ее – раз уж армия с этим не справилась.

Дети провели в пути четыре дня. Во время Битвы за Францию свои дома покинули около 8 млн человек – пятая часть населения страны. Шоссе были настолько перегружены, что лучшим средством передвижения стал велосипед: казалось, дороги французской провинции непонятным образом превратились в улицы Бомбея. Бросить машину и пойти пешком было бы быстрее, но Анри и слышать об этом не желал.

Тысячи родителей потеряли детей во время этого исхода на юг. Еще много месяцев газетные полосы пестрели объявлениями семей, которые разыскивали пропавших. Ларошфуко оставались в машине и всегда держались вместе. Понемногу они продвигались вперед – долгие часы ушли только на то, чтобы по одному из немногих мостов, которые немцы еще не разбомбили, пересечь Луару, огибающую юг Франции.