Диверсанты

Эванджелина выбралась, наконец, из нужника, завершив необходимые отправления и отерев слезы. Глаза ее чуток покраснели, но в остальном следы эмоционального взрыва исчезли полностью. Приблизившись к Мадлен, девица произнесла:

- Вы, должно быть, считаете меня дурой набитой? Ответ вертелся у меня на языке. Я чуть было не брякнул, что сотрудничать с обывательским листком никто, кроме набитых дураков, не станет, но припомнил собственную фоторепортерскую молодость и сдержался. Все люди, все грешны...

- Но неужели не понимаете, каково Уолтеру?!

- А причем тут, собственно, я? - перебила Мадлен. - Я вашему драгоценному Уолтеру не навредила. Ответила на письмо-другое, вот и все. Меня вежливости учили, милочка. Даже книксены делать умею - искусство, напрочь неведомое вашему поколению. Еще Уолтер навестил меня в тюрьме. Но это - все.

Облизнув губы, девица выдавила:

- Он сам не свой проходил целых восемь лет, миссис Эллершоу... По-прежнему считает, будто вы невиновны, корит себя за то, что не сумел должным образом заступиться за вас в ночь ареста... И ужасно тревожился, представляя, каково находиться в тюрьме, запертому, словно дикое животное - с вашим образование и воспитанием.

Мадлен оскалилась.

- Немного сохранилось от воспитания и образования, дорогая моя! А касаемо невиновности вы правы. Точнее, прав Уолтер.

- Он просто ослеплен! - воскликнула Эванджелина. - И мучится чувством вины перед вами! Предотвратить исход судебного процесса было немыслимо. Я изучила все материалы, досконально изучила - и не представляю, как можно твердить о напраслине...

- А-а-а! - недобро засмеялась Мадлен. - Повторите это мистеру Хелму. Он прибыл из Вашингтона именно потому, что сомневается в здравомыслии здешних судейских... Смешайте мне коктейль, Хелм, сделайте милость. И давайте присядем, а? Нельзя же столбами стоять!

- Милочка, - продолжила Элли, расположившись в кресле самым хамским образом, широко расставив обтянутые джинсами ноги, изобразив на лице наглую ухмылку. - Милочка, ежели вы явились брать у меня интервью, берите и проваливайте. Судачить об Уолтере недосуг, честное слово.

Интервьюер из Вэнджи Лоури оказался никчемный. Даже с диктофоном уверенно обращаться не умела. Зато фотоаппаратом орудовала весьма сноровисто.

Приседала, снимала Элли под восходящим углом, а вспышку ставила анфас. Подобная методика неизменно делает фотографируемого похожим на питекантропа, в лучшем случае - неандертальца, низколобого, скуластого, свирепого, раздувшего ноздри перед тем, как испустить людоедский вопль. Такие карточки заставят смиренную монахиню смахивать на знаменитую даму из Освенцима, - или Бухенвальда? - любившую обтягивать каркасы абажуров человеческой кожей. Чрезвычайно разумной фоторепортершей оказалась Вэнджи Лоури.

- Большое спасибо, миссис Эллершоу, - церемонно изрекла она, пряча блокнот и снаряжение. Чарующе улыбнулась: - Простите, что забрала столько вашего времени, и еще раз благодарю за любезность. Всего доброго.

Упорхнула.

Я замкнул входную дверь, обернулся. Мадлен стояла подле окна и глядела в никуда.

- Не маячь перед освещенными стеклами, - посоветовал я.

Содвинув шторы, Элли обернулась, посмотрела в упор.

- Очень расстроилась?

- Отнюдь нет, - покачала головой Мадлен. - Однако и от восторга далека. Теперь эта вертихвостка представит меня плотоядным чудищем... Послушай, Мэтт!

- А?

- Ты не против, если мы... если сегодня... ляжем порознь?

- Попытаюсь укротить животные позывы, - сухо промолвил я. - Ив любом случае, надобно выскользнуть. Это займет некоторое время. Посему советую устраиваться на ночь и угрызениями совести не терзаться. Положи под свое одеяло револьвер. Под подушку не засовывай: прием избитый и общеизвестный. Пристрой у бедра.

- Некогда, - ответила Мадлен с горечью, - девица Рустин была чрезвычайно славной, утонченной и цивилизованной особой. Вручи мне кто-либо пистолет - заорала бы и уронила прямо на ногу. А теперь буду спать чуть ли не в обнимку с револьвером...

- Динозавры, - хмыкнул я, - тоже были чрезвычайно славными созданиями. По крайности, сами так полагали. Но динозавры вымерли, ибо не умели приспосабливаться к переменам в климате, а главное - в обстановке. Попытайтесь не вымереть до моего возвращения, сударыня...

За порогом стояла прохладная, погожая ночь. От затененной автомобильной стоянки навстречу мне выдвинулся неясный силуэт, и я пригладил волосы, давая понять: эскорт не требуется, лучше карауль возле коттеджа.

Прогулка отняла минут пятнадцать. Удостоверившись, что позади никто не крадется, я поправил прическу другой рукой, и дверца недвижно застывшей у тротуара машины приотворилась.

Я забрался внутрь.

Мак-Кэллаф запустил двигатель.

- Хвоста не замечено, - уведомил он. - И не должно замечаться. Что, черт возьми, стряслось?

- Да, вроде, ничего.

- Мы чуть не примчались прямо в засаду.