Консул дал Левицкому прочесть адрес в записной книжке и убрал ее во внутренний карман пиджака.
– Не берите такси, не садитесь в попутки. Воспользуйтесь рейсовыми автобусами и поездами.
«Докатился до прописных истин», – не удержался от вздоха Левицкий.
По определению Матвеева, на него сейчас работала рота российских разведчиков под прикрытием, взвод обнаженных нелегалов и сильно недоукомплектованный отряд осведомителей в полиции, одетых кое-как. Информация стекалась к нему незамедлительно, как по канализационному стоку. Он буквально тонул в дерьме, не видя, за что бы зацепиться, не зная, как и чем дышать. Впрочем, ответ на последний вопрос он знал…
В основном информация касалась одного человека – Тамиры Эгипти. Девушка содержалась на вилле Тичино. Дача, принадлежащая контрразведке, была самым надежным местом содержания пленницы. Как только она доберется в своих показаниях к финалу, ее тут же переправят в Рим.
Фактически ее мариновали на месте происшествия. Каждую секунду ей давали понять, что здесь она совершила преступление, убила нескольких человек. Ей называют имена убитых ею людей, показывают их фотографии, снимки их родных и близких. Ей рассказывают, какие счастливые они были, какие планы строили…
Это давление. Приличное давление на девушку, женщину. Но у Тамиры, по словам начальника курса Щеголева, месячные шли ледяными кубиками. Ее в свое время унавозили. Что можно еще добавить к этому? Разве что «унавозили прилично». Навоза подкинули и родичи, и чужаки в «Инкубаторе».
К ней применяют и другие методы давления. Какие? Об этом Матвеев, успевший привыкнуть к девушке, думать боялся.
Он по-прежнему вел жизнь бюргера в чужом городе. А каково бюргеру в чужом городе, понятно всем. Он не менял гостиницу. Поезда отправлялись и принимались с завидным постоянством, расшатывая все три звезды на фасаде гостиницы; еще немного, и она останется без звезд. Как и сам Матвеев в свое время.
На одном этаже с ним поселились четверо подростков, по виду отпрысков богатых родителей. На улицу он не выходил. Его обычный маршрут – спальня, гостиная, ванная – можно пунктирную линию провести; основная техника – телевизор, телефон, холодильник, унитаз.
За окнами номера также никаких перемен. Матвеев часто смотрел на охраняемую стоянку в надежде увидеть такси и выходящего из него Михея. Дорого бы он заплатил таксисту, если бы тот привез его…
Иногда, совсем чуть-чуть перебрав со спиртным, Матвеев ставил на кон все – свою квартиру, машину с полным баком бензина и новыми «дворниками». Ставил все, что только лезло в его голову. Он не верил, не мог поверить, что его парни «ищут безопасный выход на итальянские спецслужбы».
Он принял от майора Тартакова сообщение в текстовом режиме. Прочитал его на экране спутникового телефона, не поверил своим глазам, переписал на бумагу.
«Откуда Тартаков узнал, что у «верхних» на уме?» – недоумевал Матвеев. – Он что, беседовал с генералом Бурцевым? Почему бы и нет».
Окна номера выходили также на бизнес-центр. Там Матвеев частенько видел своих новых подопечных, получивших на вооружение хорватские «глоки» с глушителем. Он не мог объяснить своих эмоций, но душа полковника к новым агентам не лежала.
Раньше он оперировал термином «легенда». По отношению к «новым инкубаторским» применить его не мог. Не знал, могли ли они легендировать, наверное, могли. Но ему почему-то всегда казалось, что они
Матвеев был настолько обеспокоен, что за беспокойством не заметил явную угрозу. А ведь ответ лежал близко. Он хранился в памяти телефона, был записан на бумаге.
– Матвеев беспокоит. Евгения Александровича, пожалуйста.
Он знал, что ответит жена майора Тартакова. И все же ждал ответа.
У него отлегло от сердца, когда он услышал: «Евгений Александрович в больнице».
Жив…
– Передайте ему мои пожелания скорейшего выздоровления.
Матвеев рассуждал о Левицком в футбольном ключе: он вышел на поле под чужим именем, нагло полагая, что судьи, соперник и фанаты не заметят подмены. И, будто забыл, что сам искал встречи с Левицким, долбил Родионова: