– Кость цела. Сейчас мы тебя перевяжем. Яков Павлович, принеси нательную рубашку, эта вся в крови.
Старшина Будько положил рядом рубашку, шинель.
– Ничего, Колян. Жить будешь. – Обошел вяз, ковырнул пулевую отметину. – Повезло. В тебя очередь шла, но две пули в дереве застряли. Древесина твердая, вязкая, поэтому и вязом называется. Сосна бы пули не удержала, насквозь бы пробило.
Слова старшины доносились как сквозь вату, хотелось спать. Николая перенесли в одну из уцелевших повозок. Сквозь подступающую дремоту слышал, как Будько с кем-то разговаривал:
– Нет, хоронить ребят сейчас не будем, надо срочно уходить с этого места. В лес тела отнесем, пусть пока там полежат.
Затем послышался скрип колес, от толчка руку прострелила острая боль. Николай невольно застонал. К нему наклонилась медсестра Зоя:
– Потерпите. Рану мы обработали, перевязали.
– Опять «выкаешь», – пробормотал Мальцев. – А ты красивая, заглядеться можно.
– Да ну там, обыкновенная я. Тебе под шинелью не холодно?
– Нормально, Зоя. Если стонать буду, не обращай внимания.
– А вы… ты смелый. Не побоялся по фашистскому самолету стрелять. Он поэтому и прицелиться не сумел.
– Не я один стрелял.
К вечеру, сделав крюк в несколько километров, небольшой обоз добрался до нового лагеря. В землянках было нетоплено и сыро, поэтому раненых оставили в повозках, укутав запасными шинелями и брезентом. Ничего этого Николай Мальцев не запомнил. Он спал.
Медсестра Зоя Бородина, обходя раненых, остановилась возле сержанта, послушала дыхание, поправила шинель. Вторая сестра, Люся, закуривая самокрутку, насмешливо спросила:
– Понравился парень, Зойка?
– При чем тут понравился? Просто обхожу раненых.
– Волосы у него светлые, как у тебя. И вообще…
Еще одной потерей за эти несколько октябрьских дней стала смерть семнадцатилетнего разведчика из отделения Мальцева – Сани Гречихина.
Его поймали у села Вязники, куда он шел выяснить обстановку. Капитан Журавлев запретил ему брать с собой оружие.
– Мы тебя не воевать посылаем. Встретишься с нужным человеком, адрес ты знаешь. Выясни, как и что. Есть ли в селе и поблизости немецкие части. Возможно, имеются какие-то сведения о судьбе «Сталинцев».
– Понял, – кивал Саня. – Сделаю все как надо.
– Гимнастерку и сапоги в отряде оставь, – сказал Авдеев. – Будько тебе телогрейку старую подберет и ботинки похуже. Красоваться тебе ни к чему. И поосторожнее там. Без фокусов.
– Понял, – снова соглашался простоватый на вид парень.
Автомат, новые сапоги, бушлат и прочее Саня оставил. Но, не выдержав, украдкой прихватил с собой небольшой офицерский «вальтер». Пистолет небольшой, плоский. Удобно на спине под брючный ремень прятать.
Этот пистолет его и подвел. Не просчитал Саня и того, что вокруг понатыкано патрулей и засад. Общая облава хоть и закончилась, но искали, вылавливали отбившихся от отряда Бажана партизан, связников-разведчиков.
– Ловите всех бродяг независимо от возраста, – дал команду Шамрай. – И баб, и подростков. С каждым будем разбираться.
Начальник районной полиции был обозлен, что не полностью был уничтожен отряд Бажана. Крепко пощипали партизан из комсомольского отряда «Смерть фашистам», который доставлял немало хлопот. Но часть отряда также пробилась из кольца. Двоих комсомольцев, «комсу», как называли их полицаи, после пыток повесили на почтовых столбах у дороги.
Не просто затолкали в петлю, а, скрутив руки за спиной, подвесили за подбородки на крючьях от телеграфных изоляторов. Больше суток мучились и умирали те парни на глазах у многих людей. Жутко было смотреть на них. Женщинам становилось дурно, они плакали и торопились уйти.
Такая же судьба ждала и Саню Гречихина. Когда шагнули навстречу ему трое полицаев, он, не раздумывая, выдернул из-за ремня пистолет и успел раза четыре выстрелить. Мелкой пулей калибра 7,65 миллиметра ранил одного из полицаев и получил в ответ винтовочную пулю в ногу.
Когда парня раздевали, перевязывали и обыскивали, обнаружили на плече синяки от отдачи приклада автомата «ППШ».
– Вот гаденыш, по нашим стрелял!
– Кажись, он у Бажана в отряде был.
– А может, у тех парашютистов из отряда НКВД. Вон глаза как у волчонка сверкают. Чего молчишь, недоносок?
– Может, я и волчонок, а ты «бобик» продажный! – огрызнулся Саня. – Наши придут, будешь в петле болтаться.
Парня избили и приволокли в волостную полицию, куда вскоре приехал и Шамрай, получивший кличку Удав, за то, что задушил во время допроса схваченного партизана. С ходу взялся за Гречихина:
– Героя из себя не строй, быстро обломаем. Куда шел?
– Отряд побили, а я по лесу шатался.
– Не бреши! – сверлил его хищным проницательным взглядом Удав. – Люди бают, ты возле парашютистов из Москвы отирался.
– Нет, у Бажана я был.
Видя, что парень упрямый, районный полицай приказал своему помощнику Никите Фи-лину:
– Займись им.
Филин вырывал у Сани ногти, расплющил два пальца молотком. Когда стал выбивать стамеской зубы, парень, не выдержав дикой боли, кинулся на Филина и едва не выцарапал ему глаза.
Позже, связанный по рукам и ногам, упрямо шамкал:
– У Бажана я в отряде был. Любой подтвердит.