Дивная книга истин

И про моряков, которых они заманивают на гибельные скалы?

Сплетни, повторила Дивния уже с некоторым раздражением.

Наполнив две кружки смесью рома и подогретого эля, она прошаркала через комнату обратно к кровати.

Держи, сказала она.

Дрейк с благодарностью принял кружку и сделал большой глоток.

Где ты живешь? – спросил он.

В фургоне. Вон там.

Дрейк повернул голову к окну. За ним была черная, как деготь, ночь.

Ты не сможешь увидеть, сказала Дивния. Слишком темно для твоих глаз. У тебя городские глаза.

Дрейк откинулся на подушки. Затянувшись сигаретой, стряхнул пепел в раковину морского гребешка, которую старуха приспособила под пепельницу.

Твоя мать родом из этих мест? – спросил он.

Нет, вовсе нет. Она жила у берегов острова Леди в Южной Каролине. Это в Америке, пояснила она с нажимом. Как-то раз мой отец отправился в бар пропустить стаканчик с приятелями и вдруг увидел ее на соседней улице в окружении толпы мужчин. По его рассказам, он почувствовал себя так, словно эта женщина взглядом пронзила его кожу и по венам вмиг добралась до сердца. Не думаю, что он сильно преувеличивал.

Дивния подняла свою кружку, и очки ее запотели от паров теплого эля.

Там они и жили? – спросил Дрейк.

Нет. Отец привез маму в Лондон, полагая, что в большом городе будет легче затеряться, не привлекая к себе внимания. Они поселились в доме у реки и вели двойную жизнь: наполовину сухопутную, наполовину водную. Но мама не смогла там прижиться, потому что Темза была очень грязной и при частых купаниях это сказалось на ее внешности: люди стали называть ее неряхой. Она сделалась печальной и одинокой, а купалась только по ночам, среди буксиров и барж. Потом у нее воспалились глаза. Должно быть, она слишком часто плакала.

Дивния допила свой эль.

Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она.

Дрейк кивнул. Докурил сигарету и загасил окурок.

Какой-то ты бледный. И выглядишь уставшим.

Нездоровится, пробормотал Дрейк и растянулся на кровати.

Дивния наклонилась над ним, поправила подушки, накрыла его одеялом до самого подбородка и подоткнула края под ноги. Ей смутно помнилось, что кто-то поступал с ней таким же образом, когда она была маленькой. Затем она начала застегивать свою куртку.

Куда ты собралась? – спросил он.

К себе в фургон.

Не уходи. Побудь со мной, попросил Дрейк.

Двух первых слов достаточно, сказала старуха и села на прежнее место.

Итак? – произнесла она, обращаясь к наступившей тишине.

Дрейк приложил руку ко лбу.

Просто поговори со мной, попросил он.

О чем?

О чем-нибудь.

Какого рода «что-нибудь» тебя интересует?

Твои родители. Расскажи о них.

Что ты хочешь знать о моих родителях?

Они остались в Лондоне?

О нет. Отец дал маме нарисованную от руки карту Корнуолла и сказал, что встретит ее там. Само собой, мама приплыла на место раньше его, она ведь была наполовину рыбой. А когда она очутилась в этой тихой бухте и увидела на прибрежном лугу сплошной ковер из цветов черемши и колокольчиков, она сразу поняла, что это место будет ее домом. Когда через несколько дней приехал мой отец, мама вышла из воды, держа руки на своем округлившемся животе, и сказала: Она уже скоро увидит свет! Речь была обо мне, разумеется. Она поняла, что родится девочка, по тому, как суматошно я плавала у нее в утробе. Мальчики обычно плавают кругами.

Дрейк слабо кивнул.

У отца было много денег, и он купил все, что видел вокруг, – эту землю, речку и остров с часовней тоже. Он построил этот лодочный сарай, и они добывали еду на морском берегу, при высокой воде – днем и ночью, а в священное время между приливом и отливом они плавали, потому что так принято у русалок. А потом, году в… Дивния на несколько секунд задумалась… кажется, в 1858-м, я этаким угрем выскользнула на свет из маминой утробы, и мой первый вдох был наполнен душистым запахом дикой жимолости. У меня были ноги вместо плавников, отцовские черты лица и мамины глаза. И, что важнее всего, у меня было мамино сердце. Однако я ее совсем не помню. Ее застрелили вскоре после моего рождения. Думаю, кто-то принял ее за тюленя.

Боже правый! – пробормотал Дрейк.

Дивния пожала плечами.

Тебе нужно поспать, сказала она.

Нет, погоди минуту. Скажи, как поступил твой отец после смерти мамы?

Как он поступил? Он перестал дышать, сказала Дивния.

Он умер?

Нет, он просто перестал дышать.

То есть умер?

Ты нарочно это делаешь?

А что такого я делаю?

Я же сказала, он перестал дышать. Это совсем не одно и то же. Представь, что сердце было вскрыто, как открывают устрицу, и оттуда удалили всю красоту. Он говорил, что его сердце с той поры больше не билось, а только выполняло свою работу. Я не могла понять разницу, пока, уже будучи взрослой, не узнала, что возвращение из смерти – это не то же самое, что возвращение к жизни. Ты меня понимаешь?