Дивная книга истин

Она достала из кармана фотографию молодого солдата, неловко держащего на руках младенца. Разумеется, это был ее брат Симеон, который вскоре после окончания войны сфотографировался с новорожденной Мирой. Она не могла его помнить, а он не успел ее толком узнать – слишком велика была разница в возрасте: Симеон был ранним ребенком, тогда как Миру мама родила уже на исходе своей плодовитости; других братьев или сестер в промежутке между ними не было. Вернувшийся с войны Симеон был явно не в порядке, но для односельчан ореол героя-победителя сиял слишком ярко, чтобы разглядеть за ним реальность сломленного духа. Мира спрятала фото в карман и тут заметила приставшую к пальцам муку. Она закрыла глаза, попробовала муку на вкус – и вмиг перенеслась на несколько лет назад.

Спасибо тебе, Уилфред, тихо сказала она. Спасибо.

Мира была еще очень маленькой, когда ее родители решили покинуть Сент-Офер, и поэтому не запомнила детали переезда, включая лошадь и повозку с горой кухонной утвари, стульев, матрасов и со старинным столом – своего рода семейной реликвией. Не запомнились ей и лица соседей, которые демонстративно отворачивались и не желали им доброго пути, когда повозка катила по дороге на Сент-Остелл с его сияющими фарфоровыми холмами[32]. Впоследствии родители ни разу не заводили речь о том дне, но воспоминания о нем затеняли их жизнь в новом городском доме, как приглушают солнечный свет ветхие истончившиеся шторы.

Что Мира хорошо запомнила из своего детства, так это ожидание. Она ждала, когда мама наконец перестанет печалиться или когда папа перестанет пить. Но никто из них так и не перестал. Она ждала, когда остановится ее стремительный рост или когда ее догонят в росте сверстники, но ни того ни другого не происходило, и она оставалась этаким страусенком в компании утят. В детстве это мало ее заботило, но затем появились смущение и неловкость, которые уже к ранней юности стали невыносимыми; и она страдала даже от вида собственной тени, отказываясь выходить на улицу в солнечные летние дни. В конечном счете все эти ожидания настолько извели Миру, что она слегла и сутки напролет проводила без движения, по сути уподобившись огромной грелке.

Но как-то раз среди ночи в ее окно проник аромат свежего горячего хлеба. Привлеченная этим запахом, она впервые за долгое время выбралась на улицу, прошла вдоль сплошного ряда домов, миновала паб, затем церковь и очутилась перед зданием с надписью «Пекарня Уилфреда Джентли». Судя по сильно запотевшим окнам, владелец еще не спал, занимаясь выпечкой. Она легонько постучалась, Уилфред открыл дверь и жестом пригласил ее войти.

Он посадил ее на табурет у стола, сказал наблюдать и учиться, а затем продолжил разминать светло-серый податливый холмик. Мира последовала его примеру, и очень скоро все ее печали растворились в энергичном процессе замешивания теста.

В период обучения ей не полагалась зарплата, зато было вдоволь свежего хлеба, и плюс к тому появилась цель в жизни – а сие угодно Господу нашему, как пастор говорил ее маме. Так что они пришли к согласию, и старик взялся научить Миру всему, что умел сам.

Он объяснял, как и когда повышать влажность в печи, чтобы хлеб хорошо поднимался, а корочка была плотной и золотистой. Он учил ее на слух определять готовность хлеба, постукивая по нему в процессе выпечки и затем при остывании. Он показывал, как правильно загружать хлеб в печь и вынимать его оттуда, какие противни лучше подходят для разных видов выпечки, как не допускать появления плесени в расстоечном шкафу. Он передавал ей опыт, накопленный за долгие годы, и она схватывала все на лету.

Через три года он сменил название пекарни на «Джентли и Мира». А еще через год она усвоила все, что пекарю следует знать о муке, свойства которой изменяются в зависимости от сезона и даже атмосферного давления. Например, ни в коем случае нельзя выпекать хлеб во время грозы.

Уже под конец обучения Уилфред передал ей свои рецепты. И сообщил ей то, что еще не говорил никому: особым, тайным ингредиентом его выпечки являлась прожитая им жизнь.

Мира уставилась на него с удивлением.

Что это означает? – спросила она.

Старый пекарь доверительно понизил голос:

В мой хлеб добавляется все. Имена. Песни. Воспоминания. Каждая партия выпеченного хлеба неповторима, потому что в своем деле мы стремимся не к постоянству, а к совершенству. А чтобы достичь совершенства, приходится идти на риск.

Мира засмеялась.

И что бывает, когда ты добавляешь в хлеб песни, Уилфред?

Тогда тесто поднимается быстрее. Получается легкая воздушная булочка.

Ты шутишь?

Вовсе нет!

Ну а что делают воспоминания?

Они услаждают вкус, сказал Уилфред с улыбкой. Но будь осторожна, когда добавляешь воспоминания. С ними вместе в хлеб может попасть кое-что другое.

Что, например? – спросила Мира.

Например, сожаление.

И как ты справляешься с сожалением?

Добавляю изюм! – заявил он.

Ох, Уилфред, какой же ты чудной! – воскликнула Мира и обняла старика.

Вот, попробуй это, сказал он, доставая из-под салфетки на столе и протягивая ей теплую булочку с шафраном.