Дивная книга истин

Она смотрела на закат, золотивший вершины деревьев, на птичьи гнезда, большей частью уже опустевшие, на раковины в музыкальной подвеске, которые вновь побрякивали, сигнализируя о возобновлении ветра. Она смотрела на вещи, бывшие частью ее повседневной жизни, – вроде гладких камней, которые она нагревала на печке и потом для утепления рассовывала по карманам или складкам своей неказистой, но практичной одежды. Она провела рукой по простыням, которые в последний раз примут ее в объятия этой ночью.

Я так давно готовилась к этому и все равно не уверена, что́ мне следует делать, подумала она.

Взяла ручку с намерением что-то написать, однако писать оказалось нечего – да и к чему слова, когда все уже скоро выразится в действиях?

Она сняла одежду и аккуратно повесила все на крючок. Услышала пение Дрейка в лодочном сарае. Дивнии было жутковато, но Дрейка тревожить она не стала – только не сейчас, не в ее последнюю ночь на земле.

Что там за дверью? Луч света пересек порог и растянулся поперек кровати. В комнате стало жарко.

Снова ты!

Снова я! Обещал ведь, что вернусь.

А я тебе не верила.

Подвинься, Дивни, сказал Джек и сел на край постели.

Неплохо выглядишь, заметила она.

Я снова молод.

Только не смотри на меня, попросила Дивния. Я уже не та, которую ты оставил.

Он протянул руку и коснулся ее щеки. Посмотрел ей прямо в глаза. Потом начал раздеваться. Кожа его была белой и упругой, как в юности. Верхнюю часть ягодиц покрывали рубчики, оставшиеся после кори. Дивния легонько дотронулась до крайнего слева рубчика. Джек наклонился, чтобы ее поцеловать.

Погоди, сказала Дивния и, отвернувшись, открыла дверцу тумбочки рядом с кроватью.

Торопливый поиск сопровождался стуком и бряканьем разных мелких вещиц. Наконец она нашла среди них нужную и, нервничая, провела по губам помадой.

Что скажешь?

Ты прекрасна.

Он стал ее целовать, и целовал до тех пор, пока от помады не заблестели и его собственные губы.

Ты прекрасна, ты так прекрасна! – повторял он.

И она ему почти поверила.

Дивния откинула край одеяла и приглашающе похлопала ладонью по простыне.

Присоединяйся, сказала она.

55

Дрейк стоял на берегу близ песчаной отмели, глядя на «Избавление». Его обволакивал мягкий предвечерний воздух, и он чувствовал, как струится меж пальцев горячий песок – будто в песочных часах. Что-то изменилось. Он уже научился чувствовать изменения в погоде, во времени, в приливах, порой едва заметные, но чреватые важными последствиями. И сейчас предощущение важных перемен витало в воздухе.

Он быстро двинулся через рощу, выкрикивая ее имя и крепко прижимая руку к сердцу, как будто в попытке сдержать рвущиеся наружу чувства. Голоса, бормотавшие что-то вроде молитвы, эхом разносились по долине, как в ночь его появления – и в каждую ясную ночь позднее. Сейчас эти голоса уже не пугали, а скорее успокаивали: всего лишь глупые привычные слова, отражавшие хаос в его сознании. Печка фургона не дымила и оказалась холодной, когда он ее потрогал.

На аккуратно заправленной постели были разложены предметы, напоминавшие о ее прошлом: цветок дрока, морская звезда, однопенсовая монета и тюбик губной помады. А также почтовая открытка из Америки и перламутровый медальон, когда-то принадлежавший ее матери. В доме все было чисто и прибрано.

Бутылки рядком выстроились на полу вдоль стены. На все послания были даны ответы, включая добрую сотню ответов на послание Дрейка. Терновый джин и коричневые пакеты с лекарственными травами переместились на видное место, явно оставленные для Дрейка. Желтый дождевик висел на крючке с внутренней стороны двери. А у окна, как будто специально к его приходу высвеченная лучом солнца, лежала «Дивная книга истин». Из замка на переплете торчал маленький ключ с истрепанной аквамариновой лентой. На сей раз ничто не могло ему помешать.

Он сел на кровать, положив книгу на колени. Повернул ключик в замке, открыл обложку и стал листать страницу за страницей, постепенно переходя от легкого недоумения к не вполне уместной сейчас веселости. Ибо на этих сморщенных страницах не обнаружилось ничего, кроме пыли да еще давно засохшей мухи. Он снова пролистал всю книгу от начала до конца и в обратном порядке, а потом рассмеялся. Ничего. Никаких истин. Он поднялся с намерением вернуть книгу на место, но в самый последний момент вдруг заметил волнистый край старой фотографии, выступивший над обрезом страниц. Сердце заколотилось в предчувствии. Как он мог это пропустить? Он вытянул снимок из книги. На оборотной стороне были написаны два слова: «Твой отец».

Он не спешил переворачивать фото, поскольку угадал истину прежде, чем узрел ее воочию. Странное сердцебиение уже давало ему подсказку. А когда он все же взглянул на лицевую сторону фото, там был именно тот, кого он ожидал увидеть: те же самые глаза, нос, борода и губы, какие он вырезал из маминых журналов, чтобы внести подобие определенности в свой маленький, омраченный безотцовщиной мир. Это был он: тот самый человек с коллажа, замыкавший в кольцо его жизнь, как ров замыкается вокруг крепостной стены. Это всегда был он.