Дивная ночь на Ивана Купалу

Мария принесла весть, что на судне намечается торжество. У Веры Никитичны день рождения.

– Это дело я люблю, – потер руки разбитной корфаковец. – Бухнем!

– Тебе бы только бухнуть! – упрекнула его Мария.

«Как вы хорошо знаете друг друга», – ревниво подумал Паша. Разумеется, виду не подал. Не дождутся!

– Надо что-нибудь насчет подарка сообразить, – задумался он вслух.

– Что ты тут придумаешь? – удивился Михаил.

– В том-то и дело, что на берегу любой дурак придумает!

– Хм, – Мария нахмурила свои чудные брови. Пашу, имевшего счастливую возможность смотреть ей в лицо не украдкой, а открыто, вдруг озарило:

– Есть идея! Но, она больше для тебя, Мария. Ты ведь у нас экономист… У Артема, я видел, много цветной проволоки в подсобке. У меня есть шариковый стержень. Сплетем поварихе красивую ручку, чтобы вела записи в книге учета.

– Здорово, – обрадовалась Мария. – Только я плести не умею.

– Я умею. Мы у ножей ручки оплетали в детстве.

– Тогда можно и саму книгу учета красочно оформить, – развила идею капитанская дочка.

– У меня есть толстая тетрадь, на девяносто листов, – вспомнил Михаил.

– Тащи, – распорядился Павельев, как родитель идеи. – А я пойду к Артему за проволокой.

– Я принесу цветные журналы, ножницы и клей, – сказала Мария. – Сделаем красивую тетрадь!

Чтобы не торчать у всех на виду и не спалиться раньше времени с сюрпризом, решили спрятаться в Пашиной каюте. Он сам предложил, зная, что у него порядок. Не к Марии же было в гости напрашиваться! У нее там небось везде развешаны лифчики, трусики и прочие дамские причиндалы, от которых неподготовленный юноша может густо покраснеть и сделаться фетишистом на всю оставшуюся жизнь.

Кропотливое занятие было не для психики Толоконникова, он мешал своими грубыми замечаниями, очевидно, стесняясь того положения, в котором оказался. Такого мачо вынудили розочки из журнала вырезать и наклеивать!

– Курить охота, – заныл грубиян. – Подымлю на пороге.

– Вот эту розочку еще наклей сначала! – повелела девушка.

– М-м-м, – зарычал бойфренд, однако, подчинился.

«Да, все у них слаженно», – отметил Паша, и еще одна иголка вонзилась в его сердце, которых и без того там торчало уже, как на еже!

Наклеив цветочек, Рыжий вышел на палубу курить, но одно ухо все равно оставил в каюте, видимо опасаясь, что Паша, оказавшись наедине с Марией, тут же предложит даме руку, сердце и полцарства в придачу, несмотря на то, что доселе проявлял выдержку, как советский дипломат на переговорах об ограничении стратегических вооружений с американской стороной. Правильно опасался! Паша не то, что полцарства, все целиком предложил бы. Только не было царства, вот в чем беда.

Всем троим художникам-оформителям понравилось то, что у них вышло.

К обеду катер ткнулся носом в берег, чтобы команда могла оставить до завтрашнего утра серьезное дело – судовождение – ради празднования дня рождения Веры Никитичны Барановой.

Именинница приоделась, вышла в нарядном платье и без традиционного белого колпака и куртейки. Мария, тоже в яркой блузке, в фирменных джинсах, отличающих взрослую студентку от школьницы, помогала виновнице торжества накрывать на стол.

Из алкогольных напитков была припасена бутыль вина и несколько бутылок беленькой. Вино, разумеется, для дам, а водка – для суровых мужиков.

Главным распорядителем на судне был Тузьев. Даже капитан вынужден был рулить, куда скажет начальник теплопартии. Паша мысленно посылал свое сочувствие отважному капитану. Начальник не нравился ему все больше. Раздражал физически.

Вот, например, Паша распинается перед ним в течение пяти минут, как он героически починил заклинивший самописец. Хочется ведь, чтобы тебя похвалили за сообразительность! А бугор, смотревший ему в рот, вдруг спрашивает по окончании рассказа:

– А? – Оказывается, он задумался, и не понял ни слова.

В другой раз начальник стоит-стоит за спиной у Павельева, пока тот заполняет отчет, да вдруг как гаркнет:

– Пиши красиво!

Твою мать! У них что, урок правописания?

Но больше всего шеф отвращал от себя привычкой почесывать одно место. Причем, не ухо. Павельев еле успел загородить бугра от Марии, когда она ненароком едва не застигла Тузьева в один из таких моментов.

– Тимофей Сергеевич! – рявкнул Павел, закрывая шефа своим телом от взгляда красавицы.

– А?! – дернулся Тузьев, переставая чесаться.

– Мы подарок приготовили для Вероники Никитичны, – доверительно понизил голос студент.

– Чего ты так орешь?! – удивился шеф.

«Был бы ты мой ровесник, я бы тебе еще пинка дал, чтобы не забывался», – подумал Павельев.

– Зачем ты выдал наш секрет раньше времени? – удивилась Мария.

То есть Паша еще виноват остался.

Вот и за праздничным столом бугор сразу попытался допустить бестактность. Пододвинув к себе бутерброд с икрой, презентованной старпомом, как тот и обещал, к столу именинницы, начальник теплопартии распорядился разлить, что и было сделано, и открыл было рот для тоста, но Паша тихонько напомнил ему, что присутствует супруг именинницы. Может, сначала, он скажет?