Дверь мне открыла сестра. Судя по звукам, доносящимся из комнаты родителей, они прикипели к телевизору. Шел комедийный сериал, который мои интеллигентные папа с мамой, по неизвестным науке причинам, смотрели старательнее, чем программу новостей. А Маринка, только взглянув на меня, сразу схватилась за сердце:
- Почему ты в свитере? Что с плащом? Порвала? Испачкала? Украли?
- Ничего с ним не случилось, с сокровищем этим, - я сунула ей пакет, - просто надевать не стала.
Маринка немедленно вынула плащ из пакета, встряхнула, расправляя, и повесила на плечики, не переставая причитать:
- Да что же ты за человек такой, Ритка! В кои-то веки завела приличную вещь, и с той обращаешься, как с половой тряпкой! Разве можно его так мять?! Складки же останутся! Пуговицу так и не пришила. Мама ведь сказала тебе, что она на одной ниточке держится! Слава богу, хоть пятен не насажала! А в карманах что?
- Ну что там может быть? Перчатки, ручка, помада, мелочи всякие, - сварливо ответила я. Мне хотелось пройти в комнату, а Маринка загораживала дорогу. - Пусти меня.
- С ума сошла! - ахнула она, даже не подумав подвинуться. - Ручка в кармане! А если она потечет? Никакая химчистка не справится потом! И вообще, разве можно все это в карманах носить? Они же накладные, оттопырятся моментально! - Маринка нежно погладила карман, который, хоть я и держала в нем хорошую горсть мелких предметов, а время от времени, и руки позволяла себе засовывать, ни капельки не оттопырился. - Нет, Ритка, ты как хочешь, но завтра я тебе плащ не отдам. Должна же я в консе показаться, пока ты его не изуродовала!
- Забери его совсем, - я двумя руками уперлась в Маринку и, отодвинув ее к стене, получила, наконец, возможность выбраться из коридора.
- С ума сошла? - слабым голосом спросила сестренка за моей спиной.
Я оглянулась. Она замерла у стены, прижав к груди плечики с плащом и глядя на меня с неописуемой смесью недоверия, страха и надежды.
- Забирай, - повторила я. - Он мне надоел. Разонравился. Видеть его не хочу.
- Я только завтра, - торопливо заверила Маринка. - Ну, может, еще послезавтра надену. И на будущей неделе разок. Ритка, я аккуратно, я тебе его чище нового верну! И пуговицу пришью, честное слово!
Я махнула рукой и спряталась в комнате. Нужно было переодеться, умыться, очень хотелось есть... Но знаете, что мне сейчас было просто необходимо? Не включая света, упасть на свою кровать и полежать, хотя бы десять минут, с закрытыми глазами. И желательно, в одиночестве.
Дверь приоткрылась, и я услышала счастливый шепот:
- То есть ты мне его насовсем отдаешь? Правда?
- Правда-правда, - пробормотала я, не открывая глаз. - Решено, подписано и печатью припечатано. В конце концов, могу я своей единственной сестре подарить вещь, из-за которой она совсем сбрендила? А теперь исчезни, дай передохнуть.
- Риточка! - Маринка подлетела ко мне и чмокнула в щеку. - Я тебя обожаю! Конечно, лежи, отдыхай! А хочешь, я тебе ужин согрею? Мама плов сделала, из курицы, хочешь?
- Грей, - согласилась я, понимая, что иначе от благодарной сестрицы не избавлюсь.
- И какао сварю, хочешь?
У меня вырвался нервный смешок. Я, конечно, не великий кулинар, готовит у нас, в основном, мама. Но Маринка у плиты - самое беспомощное существо на свете! И она предлагает сварить мне какао! Представляю, что у нее получится! Точнее, не представляю. Может, согласиться? Да нет, продукты жалко.
- Не надо какао. Иди, грей плов. И имей в виду, если задержишься здесь хоть на пять секунд, я передумаю и отберу плащ.
Не успела я договорить, как она испарилась, и наступила блаженная тишина. Было, конечно, слышно, как Маринка гремит на кухне сковородками, исполняя какую-то сложную оперную арию, но это мне не мешало. Маринка поет часто, и тембр голоса у нее почему-то зависит от настроения. Когда она раздражена и недовольна жизнью, то это меццо или даже контральто. А чем лучше настроение, тем выше голос. Сейчас сестренку пробило на колоратурное сопрано. Да такое, что казалось, еще немного, и она уйдет на ультразвук. Я улыбнулась. Всегда приятно делать близких людей счастливыми, а Марина, хоть мы и слишком часто, по мнению мамы, ссоримся, моя единственная сестра.
Когда я, наконец, добралась до кухни, тарелка с пловом стояла на столе, накрытая другой тарелкой. Рядом, на блюдечке, лежали два бутерброда - один с маслом, а второй с плавленым сыром. Завершали натюрморт соленые огурцы, большая кружка с компотом и две шоколадные конфеты, извлеченные Маринкой из каких-то собственных тайных запасов. Сама она зайчиком сидела рядом, на табурете, трогательно охраняя мой ужин.