Рассказывал своим питомцам Т. П. кое-что и из своего прошлого, причем затрагивал иногда и кое-что такое, что относилось к интимной стороне его жизни. Так, он рассказывал, что, будучи студентом Казанской дух[овной] академии, он одно время опустился до состояния «блудного сына» и довёл свой организм до полного расстройства, но потом колоссальным напряжением воли восстановил свои силы, их равновесие, применив над собой некий эксперимент, им самим изобретённый. Этот эксперимент он описывал так: в течение некоторого времени он последовательно убавлял дозы принимаемой пищи до известного предела, а потом также последовательно увеличивал их до существовавшего прежде предела. В результате этого, утверждал он, ему и удалось, так сказать, настроить свой организм, причём выздоровление распространялось и на его нравственную природу. Одним словом из его речи вытекало, что через этот эксперимент, т. е. тренирование своего желудка, он освободился от состояния «блудного сына» и возвратился в «лоно отче». Этот свой ответ он считал некой панацеей вообще от болезней – и физических, и духовных – и рекомендовал его и своим слушателям, однако последние не «уверовали» в него (опыт) и из рассказа Т. П. об этом вынесли только одно впечатление, что он (Т. П.) человек какого-то особенного душевного склада, человек с мятежным умом типа Ивана Карамазова, образ которого так ярко рисовал им (семинаристам) в своих беседах инспектор Александр Павлович Миролюбов, ярый поклонник Ф. М. Достоевского.
В 1905-1906 гг. Т. П. был в Казани. Он рассказывал семинаристам о том, как в 1905 г. он был участником демонстрации в Казани, будучи уже священником. Демонстранты под напором полиции вынуждены были скрываться в здании городской думы, около кремля. В конце концов, как он рассказывал, осаждённые решили послать из своей среды парламентёров для переговоров, в числе которых оказался и он. Как он сам об этом рассказывал, при его появлении в числе парламентёров «все ахнули», видя его в священном сане. Т. П. об этом рассказывал как о некотором эпизоде в его жизни, не придавая своему рассказу никакой окраски, никакой оценки, так что нельзя было судить в этом случае об его отношении к революционным событиям того времени, но зато его отрицательное отношение к революции проявилось на другом поле его деятельности, вне семинарии, в его проповеднической деятельности в одном из пригородов Перми, известном под названием «Данилихи» (?).