Длань Господня

— Монах, — Волков сел на кровать, — дай мне такое зелье, такое крепкое, чтобы завтра я весь день мог просидеть в седле и не свалиться ни разу.

Монах скептически поджал губы. «Где бы такое зелье взять?»

И протянул кавалеру чашку с бурой жидкостью.

— Снотворное, — узнал Волков.

— Снотворное и потогонное, — сказал брат Ипполит, — буду молить Господа, чтобы завтра вы хотя бы смогли встать с постели.

***

Утром монаху снова пришлось его поить лекарствами, Волков, не вылезая из-под одеяла, пил всю эту мерзость, что мешал ему брат Ипполит, а иначе он не встал бы с постели, его заметно трясло. Максимилиан и Увалень смотрели на него так, как ему совсем не нравилось. Увалень с жалостью и испугом, а юный Брюнхвальд удручённо или даже опечаленно. Но ни жалость, ни печаль ему были не нужны. Во-первых, он этого не выносил, не нужна была ему их жалость. А во-вторых, это были совсем не те чувства, что должны испытывать его подчинённые перед большим, большим делом. Его неожиданно накрыло волной раздражения, и этому раздражению он был рад. Сам внутри себя стал его распалять. Он смотрел на них зло и сиплым и слабым голосом стал им выговорить за то, что доспех его не был вычищен. То ли от лекарств, то ли от этой своей злости, но стало ему лучше. Юноши кинулись чистить латы, а монах помог ему одеться. Вскоре он облачился. Доспех весь был на нём, не считая шлема и перчаток. Поверх доспеха надел свой бело-голубой роскошный ваффенрок. Вышел из шатра с непокрытой головой и пошёл по лагерю. Ничего, что холодно, что ветер, он так и шел, неся подшлемник в руке. Все должны были видеть, что он полон сил и здоров.

За ним шли Увалень и Максимилиан. Максимилиан нёс его шлем, Увалень его перчатки. Взгляд кавалера был хмур, на всех смотрел он взглядом таким, каким ищут в подчинённых недочёты и упущения. Солдаты при его приближении вставали, подтягивались, становились серьёзны, желали ему здоровья и просили Бога беречь его.

— Храни вас Бог, господин, — кричали они ему.

Все они знали, что от него зависит их жизнь в бою, как тут не пожелать, чтобы Господь его уберёг. Они смотрели на него с уважением и даже с боязнью. Вот! Вот так подчинённые должны смотреть на своего командира. Он отвечал им кивком головы. Этого солдатам было достаточно. Но и встречающимся на его пути кавалерам и офицерам он не сильно кланялся. На их приветствия отвечал тоже кивком, но более долгим, но не останавливался и ничего не говорил. Только встретив фон Деница, он остановился, с бароном пришлось поговорить.

Он обошёл весь лагерь, посмотрел заодно и на людей фон Финка.

Хоть и не его это были люди, но, кажется, и у них он пользовался уважением. Они тоже вставали в его присутствии, тоже приветствовали его.

Обойдя весь лагерь, он решил завтракать. Завтракал он не в шатре, сел на улице. Так, чтобы его было хорошо видно.

На завтрак кашевар принёс ему кусок вчерашней отличной жареной свинины. Молодец, сберёг для господина. Также подал варёные яйца, кусок серой, ливерной колбасы с луком и пиво. К завтраку он никого не позвал, ел один.

Волков пожалел, что сел у всех на виду. Есть ему не хотелось совсем. Даже отличный, жирный, хорошо прожаренный на углях кусок холодной свинины аппетита у него не вызывал. Но он ел, ел все, что было на столе. Иной раз давился, иной раз его едва не выворачивало, но он запивал всё пивом, заедал свежим луком и проглатывал. Было непросто, но он как следует поел и наелся.

Только после этого он встал и пошёл в свой роскошный шатёр.

***

Приехал Гренер из разведки. Кавалер велел всем офицерам собраться на совет. Из кавалеров он позвал только фон Деница. Молодёжь звать не стал.

Как только расселись, Иоахим Гренер заговорил:

— Они снялись. Но идут не к нам.

— Что? — Как будто не расслышал Волков.

Он был застигнут врасплох этой новостью.

— Снялись и пошли по дороге на север. К Фезенклеверу. — Произнёс Гренер.

Стало тихо, офицеры смотрели на то, как был растерян кавалер. Молчали все, молчал Волков, молчал Гренер. Стало тихо. Только ветер трепал полотно, что закрывало господ от холода да в кострах щёлкали дрова.

Этого не могло случиться. Так не должно было быть. Он никак не ожидал, что они так быстро начнут. Мало того, он никак не ожидал, что они пойдут не на него, а на север. Он надеялся, что они двинутся к нему, чтобы драться. Но враг не захотел давать бой, а пошёл на север, во владения фон Фезенклевера, а оттуда пойдёт во владения фон Деница, откуда свернёт на восток и уже через два дня будут в Эшбахте. Через два дня! Они будут в его Эшбахте!

Лицо его по-прежнему было непроницаемо, но он выдавал себя тем, что сжимал и разжимал кулаки, все видели, что эта новость оказалась для него весьма нежданной.