Длань Господня

— Да, на тот берег плыть. — Произнёс Волков. Конечно, больше всего думы его занимали горцы, не жена с любовником, не герцог, не архиепископ с купцами со своими. Он немного медлил, обдумывая слова. — Проверишь людишек своих. Они там зажились за мой счёт, спроси, что делали, что узнали.

— Ясно, спрошу, экселенц. И вправду хорошо они устроились, живут, хлеб жуют да пивко попивают за наш счёт, ничего не делают. — Соглашался Фриц Ламме.

— Должны горцы затевать что-нибудь, не могут они так всё оставить. — Продолжал Волков.

— Быть того не может, чтобы не затевали, — уверенно говорил Сыч, — я как на них погляжу, сразу вижу, обидчивые сволочи, злопамятные, нипочём они нам не спустят, что мы им на реке резню устроили.

— Вот, и мы должны точно знать… — Он замолчал, ожидая от Сыча продолжения.

— Где, когда и сколько их будет. — Договорил Сыч.

Пьяница, распутник, игрок в кости, грубиян и грязнуля — всё, конечно, так, но при том Фриц Ламме дело своё знал крепко, за то Волков его и держал при себе, не то давно бы погнал.

— Да, ещё тебе письмо купчишкам тамошним передать нужно будет.

— А письмишко от вас будет? — Сразу насторожился Сыч.

И Волков прекрасно его понимал, попади с таким письмом в руки стражи, не весело Сычу придётся.

— От меня, поэтому сам его не носи, не знаю я, как на моё письмо купцы те посмотрят, может быть, и стражу кликнут, — продолжал кавалер задумчиво.

— Ясно, велю кому-нибудь из людей моих письмо отдать, а сам издали посмотрю, что дальше будет.

— Верно, собирайся, сегодня, сержанту Жанзуану скажи, пусть переправит тебя ночью на лодке, чтобы ты в воде не мок, холодно уже на улице.

— Экселенц, — не уходил Фриц Ламме, улыбался, смотрел на господина настолько застенчиво, насколько только мог при всей своей бандитской морде.

Волков знал, чего он ждёт, полез в кошель, достал две монеты. Серебра у него уже больше не было, это были гульдены:

— Это на троих. Тебе и людям твоим.

— Вот теперь и на тот берег не страшно, — сказал Сыч, скалясь в подобии улыбки и жадно хватая золото. — Сегодня же переплыву.

— Письма дождись.

— Конечно, господин.

Глава 31

Сыч отъедался на три дня вперед, пока дождался писем от Бруно Дейснера и Михаэля Гренера. Ел всё, что Мария ему приносила. С набитым ртом рассказывал кавалеру о дурацких нравах, что царят за рекой у еретиков. Волков слушал его в вполуха, плевать ему было на то, как молятся горцы, какие у них церкви и как они ведут себя в трактирах. Он просто слушал Сыча из уважения, зная, что дело у того будет нелёгкое. Опасное дело.

Пришёл трактирщик, за которым он посылал, разменял Сычу золото на серебро, пытался жадничать, да кавалер его приструнил.

— Ну, теперь всё, — сказал Фриц Ламме, пряча деньги и едва переводя дух после съеденного, — можно собираться в путь.

— Максимилиан, проводите Фридриха Ламме до сержанта Жанзуана, — Волков, чтобы проявить уважение, назвал Сыча полным именем, Сыч это заметил, был горд, — проследите, чтобы сержант переправил его на тот берег.

— Да, кавалер, — привычно ответил оруженосец и, уже обращаясь к не спешащему вылезать из-за стола Сычу, сказал:

— Ну, пошли, что ли. Собирайся, только вшей своих не забудь.

Он потянул Сыча за локоть.

— Но-но, повежливее, — сказал Сыч с важностью, — ты что, не слышал, как ко мне обращается экселенц?

Беззлобно препираясь, они ушли на конюшню.

Вечером приехала Бригитт. Уже стемнело, уже ужин подала Мария, Волков думал, что госпожа Ланге останется ночевать в городе или в поместье у графа, когда услыхал со двора грубый голос Увальня и стук в ворота:

— А ну, отпирай, говорю, спите что ли, ленивые?

Элеонора Августа, что до сих пор сидела за столом, глаз не подняв за весь ужин, вдруг встрепенулась. Проворно выскочила из-за стола и поспешила на двор, даже не накрыв плечи платком, хотя уже зябко на улице было.

И вскоре приволокла за руку госпожу Ланге, хотела её дальше наверх увести, но Бригитт остановилась, сделала перед Волковым книксен и поклонилась:

— Господин, всё, что велено вами, я исполнила, всё, что нужно, купила, хоть и поискать пришлось ваш кофе.

Госпожа Эшбахт, видно, на дворе в темноте не разглядела, а тут увидала и спросила растерянно:

— А вы платье себе купили новое?

Бригитт улыбалась и цвела. То ли от нового, необыкновенно богатого платья зелёных тонов, то ли от того, что Элеонора так растерялась, увидев её в новом платье, то ли просто от счастья. Госпожа Ланге буквально сияла, как новенький золотой флорин. Волков не отрывал глаз от неё. Может… Может, в это мгновение эта рыжая женщина не уступила бы в красоте даже Брунхильде, и дело тут было вовсе не в платье.

— Так где вы платье взяли? И сколько такое стоит? — Вернула госпожу Ланге из счастливого забвения Элеонора Августа. Вернула тоном недобрым, даже, кажется, завистливым. — У вас что, кавалер завёлся?

Она смотрела на неё внимательно и недоверчиво, с непониманием, словно та совершила что-то предосудительное.

— Ах, — краснела Бригитт и махала ручкой, — есть у меня поклонник. Достойный человек.