Длань Одиночества

— Это все? Ты приходила только ради этого? Спросить о Девеле?

— Почему нет? Не убеждать же тебя сдаться без боя. Это скотство. Кроме того, я хочу видеть, как вы сражаетесь. Мне надоели разгромные капитуляции.

— Но что было дальше? После того как Одиночество проникло в тебя. Расскажи все, раз начала.

Максиме скосила глаза к носу.

— А! Конечно.

Она снова села за стол.

— Чаще другого мне мерещилось одно и то же. Я стою напротив приближающейся волны в десять, двадцать этажей. Синего цвета, и хаос рисует внутри примитивные узоры. Она с ревом несется вперед, и не существует преград таких, чтобы она заметила. Мне никуда не уйти от нее, весь горизонт занят пенным хребтом. Я могу лишь встретить опасность лицом. А в руках у меня черный зонт. Единственный мой щит. Волна подступает ко мне, шипит и ревет, чтобы напугать, обратить в бегство, а потом с удовольствием накрыть, растереть на крохотные песчинки. Но мне смешно, а не страшно. Самоуверенность волны меня не пугает. Я раскрываю зонт и выставляю его перед собой. Земля начинает дрожать у меня под ногами, грохот становится оглушающим, но я стою. И тогда она бьет в него, в эту крохотную черную точку, слабую ткань и хрупкие спицы.

Так она думает.

Но мой зонт крепче всего, с чем она сталкивалась до этого! Его ткань и спицы прочны так же, как моя решимость остаться хозяином своего тела. Волну разрывает надвое, и она опадает, с яростным воем, тотчас впитываясь в почву.

Однажды Одиночеству это надоело. Оно пришло ко мне в видениях и схватило пальцами-усиками. Волны на его теле что-то бешено втолковывали мне. Оно, очевидно, было недовольно тем, что я сопротивляюсь. Чтобы сломить меня, нужно было что-то еще. И тогда Одиночество забросило меня в космос. Неясный промежуток вечности я провела в невесомости, посреди холодных белых точек. Все во мне смерзлось от жуткого холода. Я не могла дышать, чтобы почувствовать себя живой. Дрейфуя с ничтожной скоростью, я успела подумать каждую мысль миллионы раз. Миллион раз испытать страх и, наконец, вовсе забыть его. Сойти с ума вновь, испытав безумие в безумии. Пока, наконец, я не добралась до звезды. Она отогрела меня и притянула к себе, милосердно испепелив в своем сердце.

Я так и не взмолилась. Не выклянчила у Одиночества освобождение через смерть. И тогда я очнулась. Я сидела на белом песке. Рана на моей груди подсохла, и я видела, как демон угрюмо ворочается там, в ловушке. Я пленила его! Я подчинила страсть, которая должна была убить меня. После этого я легко освободилась и начала свое путешествие по Многомирью.

Пророк смахнула со стола невидимую пылинку.

— Так уж вышло, что я нашла друзей в самых темных мирах. Они разделяют мое мнение.

— Какое?! — не удержалась Воля. Она подалась вперед и едва успела погасить просительное движение хромированных рук. — Расскажи, что заставляет тебя делать это?

— Жалость, — был ответ. — Все, на что меня хватает. После многих попыток спасти вас иначе, я могу лишь призвать сюда орды маслянистых страшилищ. Прости меня, Воля, но другого выхода нет. Я знаю, ты впустила меня, испытывая азарт обреченного. Но я никогда не оставлю вас в живых.

За спиной Воли что-то с грохотом обрушилось. Шарообразная колыбель, ждущая меж панорам, упала на пол и покатилась. Потом развалилась на две половины, и они закачались в быстро убывающем вращении.

Максиме неторопливо уходила, становясь похожей на движущуюся гору тряпок и ветоши. Приподнявшись, Воля хотела окликнуть ее…

— Не беспокойся, — донеслось из сумрака. — Я найду дорогу.

* * *

Нет ничего более успокаивающего в Многомирье, чем наблюдать, как Бабочка Хаоса редко и тяжело взмахивает крыльями, покрывая световые года открытого пространства. Фасетчатые глаза видят все, всегда, везде, от чего бабочка часто нетороплива. Она срезает все углы мироздания, превращая собственную судьбу в идеальный круг. По нему протекает ее медитативное движение.

Оставшись без хозяина, она ничего не потеряла. Перешедшие по наследству силы держал под контролем древний, хоть и примитивный разум. Только он знает, насколько Девел действительно был силен. Одна десятитысячная часть его сущности еще бродила по Многомирью, когда закат приближался к ночи. Но лишь одна миллионная часть досталась Страху во время трансформации.

Бабочка получила немыслимые два процента.

Такой потенциал позволял превратить судьбы целых миров в гремящие потоки игральных костей. Однако, сколько на это требуется сил? В крохотном насекомьем теле найдется ли место для необходимого топлива? И какое оно, это топливо? Хозяин жил за счет человеческой веры. Он был чрезвычайно принципиален в этом вопросе. Настолько, что предпочел забвение, паразитизму.

Бабочка, однако, была практичнее, и создание барьеров на пустом месте ее не интересовало. Она приближалась к звезде. Это был древний сверхмассивный гигант бело-голубого цвета. Его породили крохотные частицы творчества, слишком мелкие и разрозненные, чтобы стать сущностью. Скорее пыль, которую те стряхивали с себя, рождаясь в пустоте.