Для англоманов: Мюриэл Спарк, и не только

Для англоманов: Мюриэл Спарк, и не только…

Дэвид Лодж Три рассказа Перевод Александра Ливерганта

Человек, который не хотел вставать с постели

Жена всегда вставала первой. Стоило будильнику зазвонить, как она откидывала одеяло, спускала ноги на пол и влезала в рукава халата. Ее самодисциплина внушала ему чувство вины и восхищения.

— Вставай, — сказала она. — Мне надоело, что ты никогда не садишься завтракать вовремя. — Только продукты переводишь.

Он не ответил, притворившись спящим. Едва она вышла из комнаты, он погрузился во впадину, которая образовалась в матрасе от ее тела, и с наслаждением потянулся. Перекатиться на чужую, зато теплую половину постели и замереть — более счастливого мгновения не бывало у него за весь день. Однако в следующую минуту счастье развеялось от сознания того, что в самом скором времени все равно придется вставать и не ложиться до самой ночи.

Он открыл один глаз. Было еще темно, но комната освещалась тусклым голубым светом от уличных фонарей. Он выдохнул воздух проверить, тепло ли в комнате, — изо рта шел пар. За откинутой занавеской на внутренней стороне окна виден был нарост льда. В течение дня лед растает, и от воды краска на окне начнет слезать. Вода просочится под оконную раму и снова замерзнет, дерево от влаги потрескается, и окно будет открываться с трудом.

Он вновь зажмурился, чтобы не видеть, как у него на глазах приходит в негодность его дом. Он, впрочем, и без того знал, что дом дышит на ладан. Взять хотя бы комнату, где он сейчас лежит. От розетки к двери тянется длинная, зубчатая, похожая на кривую ухмылку трещина в потолке. Прореха в линолеуме возле комода. Куда-то делась задвижка, и дверцы буфета не закрываются. Обои свисают клочьями в том месте, где они отстали от влаги, и сейчас, когда открывается и закрывается дверь, шевелятся, будто издают тихий, едва заметный вздох… Все это было ему хорошо известно, однако сейчас, когда он, пригревшись под одеялом, лежал с закрытыми глазами, вся эта бесхозяйственность меньше действовала ему на нервы, казалось, она не имеет к нему никакого отношения.

Лишившись защиты теплой постели, он испытает двойное бремя. От неудовлетворенности тем, что его окружает, и от отчаяния, что не в состоянии существенно изменить ситуацию к лучшему. И, конечно же, в столь печальном состоянии была отнюдь не только спальня. Когда он ходил по дому, свидетельства непорядка и небрежения встречались ему на каждом шагу: текущий кран в ванной, сломанные перила на лестнице, треснувшее стекло в окне в холле, потертая заплата на ковре в столовой, которая с каждым днем становилась чуть больше. К тому же за пределами постели пробирает холод, ужасный холод, по дому гуляют ледяные сквозняки, они проникают сквозь замочные скважины, от них дребезжит почтовый ящик, шевелятся занавески.

Зато здесь, в постели, так тепло и уютно. Даже в самом роскошно обставленном особняке с газовой плитой, центральным отоплением и двойными рамами он не чувствовал бы себя так уютно, в такой безопасности, как в эту минуту.

Жена гремела кочергой в камине в столовой, и глухие, металлические звуки разносились по водопроводным трубам по всему дому. Эти звуки означали, что завтрак накрыт. Из комнаты напротив шумно выбежали на площадку и затопали по ступенькам двое его детей, Пол и Маргарет; со свойственной молодым людям невосприимчивостью к неудобствам, холоду и раннему времени они безумствовали уже давно. Сломанные перила угрожающе скрипнули; дверь в столовую раскрылась и захлопнулась. Из кухни послышался отдаленный перезвон ножей и вилок. Он натянул одеяло, завернулся в него с головой, из-под одеяла выглядывали теперь только рот и нос — иначе бы он задохнулся. Слышать все эти звуки, грубые звуки грубого мира, ему не хотелось.

Если он сейчас встанет, то сначала ему предстоит утомительная обязанность себя вымыть, побрить, облачить в костюм и насытить свою утробу. После чего его ждет перспектива еще более безотрадная. Брести до автобусной остановки мимо домов, которые ничем не отличаются от его собственного. Долго стоять в очереди на автобус. Тащиться по загазованным улицам. И восемь часов сидеть без всякого толку в тесном, убогом офисе, где, как и у него дома, все было каким-то поблекшим, жалким, исцарапанным, пыльным, вышедшим из строя. Обстановка, которая, как и дома, внушала ему со всей ясностью и непреклонностью: сколько ни старайся — лучше не будет. И если в ближайшее время все рухнет окончательно, считай, что тебе повезло.