Хочется надеяться, что в этой книге, при всех ее недостатках, по крайней мере удалось свести к минимуму возможные ошибки, связанные с недопониманием, благодаря доступности изложения. С другой стороны, есть опасение, что именно простота и краткость изложения способны ввести в заблуждение. Поскольку излагаемые идеи сами по себе достаточно сложны и выходят за рамки привычных представлений, то они, возможно, требуют более сложного и углубленного описания. То же, что получилось, скорее напоминает каркасную конструкцию, которая задает «архитектуру» философской системы, но нуждается в достраивании, заполнении оставленных пустот. Это, безусловно, затруднит работу читателя, но последняя должна быть вознаграждена тем новым знанием, которое он сможет почерпнуть (что не зазорно делать из любого источника) или к обретению которого представленный материал во всяком случае может его подтолкнуть.
Употребленное выше словосочетание «философская система» означает прежде всего то, что в данной теоретической конструкции присутствует своя гносеология, онтология и этика. В целом же она, конечно, являет собой довольно схематичный набросок. Но это не столько результат небрежности, сколько выражение определенной позиции. Слегка перефразируя Анри Бергсона, ее можно сформулировать так: философия — это не выстраивание умозрительной системы, а способ наивно всматриваться в себя и вокруг себя. Такая «наивная философия» в чем-то подобна наивному искусству, как будто не подозревающему о существовании искусства академического и выработанных им технических приемах. В частности, если традиционная форма научного или философского текста предполагает постановку проблемы, рассмотрение известных подходов к ее решению и, наконец, предложение собственного подхода, то текст, о котором идет речь в этом предисловии, фактически содержит только последний этап. Впрочем, это тоже по-своему оправдано. Во-первых, в противном случае его объем увеличился бы в несколько раз. Во-вторых, философская традиция здесь не то чтобы игнорируется, — просто влияние ее оказалось не так велико, чтобы специально его подчеркивать.
Проделанный путь — надо сказать, довольно длинный — начинался в силу необходимости, а не из склонности к философствованию. Само ощущение зыбкости условий существования — того, что каждый из нас смертен, зависим от внешних обстоятельств, которые он не в состоянии контролировать, — вынудило обратиться к вопросам, традиционно считающимся философскими. Однако знакомство с различными философскими учениями в надежде найти в них искомые ответы на вопросы или хотя бы заимствовать какие-либо их элементы для собственных построений не привело к желаемому результату. Точнее, это знакомство и выработка собственных взглядов происходили параллельно, причем первое не поставляло практически никакого готового материала для второго, но, разумеется, оказывало свое влияние, создавая эффект погружения в определенную интеллектуальную среду.
Основной недостаток такого подхода заключается в том, что он неизбежно сопряжен с тем кажущимся бессмысленным видом деятельности, который в народе называется «заново изобретать велосипед» (и действительно, в сложившейся в итоге всех поисков умозрительной конструкции можно найти схожие черты со многими известными философскими теориями). Тем не менее достаточно сравнить современное разнообразие моделей велосипедов с первым образцом, чтобы понять, что потратить время на изобретение велосипеда иногда стоит.
Прежде чем перейти к главным разделам книги, необходимо пояснить ее подзаголовок. В сущности, он лишь отражает очевидную мысль о том, что всякое представление о реальности есть проявление бытия познающего субъекта, — постулат, послуживший отправной точкой при формировании мировоззренческой концепции, основы которой будут излагаться далее. А так как обычно считается, что над подобным построением должна располагаться вывеска с каким-нибудь «изм»-ом в конце, то «субъективный реализм» для этого вполне подходит.
В заключение хотелось бы привести цитату из Аристотеля, которая должна помочь читателю правильно воспринять предлагаемый его вниманию текст и которую можно рассматривать как эпиграф ко всем результатам интеллектуальных усилий вообще: «Искать истину — и легко и трудно, ибо очевидно, что никто не может ни целиком ее постигнуть, ни полностью ее не заметить, но каждый добавляет понемногу к нашему познанию природы, и из совокупности всех этих фактов складывается величественная картина»[1].
Начало начал