Пожалуй, ни одному из прежних директоров европейских зоопарков не случалось самому побывать в Африке. Если бы моим предшественникам вздумалось самолично понаблюдать за окапи на воле, им пришлось бы в течение трех месяцев добираться на поезде, затем на океанском пароходе, речном суденышке и пешком с носильщиками и столько же времени — обратно. У меня это все выглядело совсем иначе: значительно быстрей, но зато, правда, и менее впечатляюще.
…Вылетаем из Франкфурта. Три фабричные трубы возле Майна загадили черным дымом всю округу на целых 30 километров — сверху это особенно хорошо видно. Какой-то мужчина обратился ко мне по-французски. Оказывается, он узнал от служащих авиакомпании «Сабена» о наших планах относительно доставки в Европу живого окапи и советует мне накупить почтовых марок с изображением этого животного, а по возвращении в Европу их продать: «Очень выгодное дельце», — считает он. Что только людям не приходит в голову!
Не проходит и двух часов, как уже Брюссель. Пересадка. Лихой виток — и мы снова в небе. Как много пахотной земли вокруг городов пожирают кладбища! И многие люди сделали могилы доходным предприятием: вот семь камнетесов красиво обрамляют могилу полированными плитами — отсюда, с высоты, они похожи на костяшки домино.
По рядам пассажиров передали бумагу, сообщавшую о том, что мы находимся на высоте 5 тысяч метров, давление же воздуха в салоне соответствует лишь тысяче метров высоты, что командира корабля зовут Торни (когда начали ходить первые поезда, наверное, никому бы в голову не пришло интересоваться тем, как зовут машиниста!); летим мы со скоростью 440 километров в час, температура воздуха за бортом составляет минус 15 градусов; мы пролетаем над Боденским озером. Но пока это сообщение успела прочитать половина пассажиров, мы летели уже на высоте 6 тысяч метров, за бортом стало 22 градуса мороза. Кроме того, на нас с пугающей быстротой надвигались вершины массива Юнгфрау. Заходящее солнце окрашивало их в розовые тона, и казалось, что они находятся на одном уровне с нами. А пока все 73 пассажира прочли бумагу, мы были уже над Миланом. Утром — Триполи. Ворота аэродрома из рифленого железа еще изрешечены осколками гранат Роммеля или англичан{11}. В середине ночи — Кано в Нигерии, утром в 8 пересекаем экватор, затем бесконечно широкую речку с островами посередине; на нас устрашающе надвигается девственный лес и… мы благополучно приземляемся в Конго, в Леопольдвиле[8].
Как только мы с Михаэлем шагнули из самолета во влажный зной африканского утра, то сразу же почувствовали себя несколько неловко. Дело в том, что мы были одеты в свои рабочие «тропические» костюмы цвета хаки, изрядно помятые, а встречающие нас внизу у трапа господа — в безукоризненных элегантных костюмах с белоснежными крахмальными сорочками.
Да, до Африки, которую мы ищем, отсюда еще очень далеко. А Леопольдвиль в те годы был уже одним из элегантнейших и дорогих городов мира с населением 300 тысяч человек, из которых 16 тысяч — белые. Город, в котором существование без машины совершенно немыслимо, потому что расстояния между домами непомерно растянуты, а автобусов и трамваев тогда не было и в помине. Идея пройтись пешком могла прийти в голову только тому, кто полчаса назад вылез из прохладного самолета.
Вот она — прекрасная, «не тронутая цивилизацией» Африка: фильмы о Франкфуртском зоопарке, которые мы привезли с собой, должны были пройти специальную цензуру — здесь она значительно строже, чем в Европе. Прививка оспы, отмеченная в нашей справке о здоровье, оказывается, устарела — срок истек. Но приветливый врач тут же в аэропорту с готовностью соглашается сделать нам новые царапины на руках. В кабинете за его спиной висит бронзовая табличка с надписью, гласящей, что 3 апреля 1925 года сюда прибыл первый самолет из Брюсселя. Протяженность полета составляла тогда свыше 8 тысяч километров, и длился он три дня. Мы же за 20 часов стремглав пересекли Средиземное море и Сахару, а ныне, 20 лет спустя, это делается еще вдвое быстрей.
Хозяин дома, у которого мы остановились в Леопольдвиле, когда-то прибыл сюда с намерением проработать у экватора три года, а прожил сорок лет. Почта в те времена приходила только раз в три недели, и была она шестинедельной давности. Сегодня почта доходит в тот же день. К тому же тогда здесь не существовало холодильников, не было привоза свежих овощей из Южной Африки, не знали радио и были только керосиновые лампы да более дешевая жизнь.
Вечером был устроен грандиозный банкет в нашу честь, прямо как в кино: тропическая ночь, черные бои в белоснежных ливреях, бесшумно обслуживающие гостей, танцевальная музыка под пальмами, желтая луна отражается в бескрайних водах реки Конго… Только в кино не чувствуешь температуры воздуха и жуткой его влажности.