Для фортепиано соло. Новеллы

Как обычно, погрузился в мечтания. «Ты любила весну. Каждый год в первый день, когда ты могла выйти без пальто с несколькими цветками на лацкане своего костюма, у тебя был праздничный вид. Никогда больше я не увижу твоей божественной походки…» Он невольно обернулся. Молодая женщина в черном только что появилась на аллее; она остановилась метрах в десяти от него перед чьей-то могилой. В руках у нее был большой букет цветов, которые она изящным движением возложила на могильный камень. Потом опустилась на колени на цоколе.

Шляпка наполовину скрывала ее лицо. Этьенн выждал момент, когда она поднялась с колен и повернула голову. Он увидел, что она плачет. Черты ее лица были правильные и строгие. Высокий лоб обрамляли черные волосы. Пальто, или вернее, длинный жакет подчеркивал тонкую талию. Перед тем как уйти, она даже не огляделась вокруг. Проскользнув между могилами и склепами, вышла на широкую аллею. Когда он услышал все удаляющееся поскрипывание гравия под ее шагами, он подошел взглянуть на камень, перед которым преклоняла колени молодая женщина. Он прочел: «Антуан Констан (1891–1928)».Выходит, она оплакивала не отца, не сына — мужа. Потом он подумал: «А может, любовника». Но в это не верилось.

В следующий четверг, не отдавая себе в том отчета, он, в надежде снова встретить ее, пришел точно в тот же час. Она не появилась. Он долго прождал, и его раздумья были еще печальнее, чем обычно. Он проникался жалостью к самому себе. Его жизнь стала совсем пустой. У него не было близких друзей. И он, и Люсиль держали своих родных на почтительном расстоянии, чтобы не позволить им вмешиваться в их жизнь, они вполне довольствовались друг другом.

«Как отличаются от былых наших вечеров мои одинокие вечера! — думал он. — Как грустно наскоро, без всякого аппетита ужинать, потом плюхаться в кресло, читать вечерние газеты, тщетно пытаться увлечься какой-нибудь книгой и после часами бороться с бессонницей».

Работа увлекала его, когда рядом была жена. Он читал ей какую-нибудь фразу, ждал ее оценки, всегда точной и беспристрастной. Наступала ночь, они удалялись в спальню. Как прелестна была она в ночном одеянии с распущенными волосами. Неужели он навсегда лишен того, что доставляло ему самое упоительное наслаждение?

Больше никогда, никогда не быть ласкам, потому что мысль снова жениться или хотя бы завести любовную связь с другой женщиной казалась ему кощунственной. Как мог бы он повторить другой женщине слова, которые некогда нашел для Люсиль? Как мог бы он привести незнакомку в их квартиру, которая хранит память о ней? Повсюду ее портреты. В гардеробах ее платья висят так, как она их повесила. Мадам Обан, его теща, которая живет в провинции, после похорон посоветовала ему отдать их на благотворительные цели.

— Да, конечно… Конечно… Вам они не потребуются, бедный мой друг… Они будут только наводить на вас грусть…

Эта мысль показалась ему тогда святотатством.

Мимо него прошла какая-то старушка. Она несла в жестяной банке воду, наверняка чтобы полить цветы. Облако закрыло солнце. Этьенна стало познабливать, и он, в последний раз взглянув на мраморную плиту, ушел. Но невольно, вместо того чтобы выйти прямо на широкую аллею, свернул в сторону и подошел к могиле Антуана Констана. Букетик еще свежих ирисов украшал ее. Незнакомка приходила накануне или, возможно, утром.

Прошли еще два четверга, он ее не застал. А в третий четверг она уже была там. Этьенну показалось, что она украдкой бросила взгляд на цветы, которые он разворачивал. Это были тюльпаны, красные и желтые. «Нет, это не подходит для траура, — подумал он. — Совсем нет… Но ведь ты, кажется, любила их. Ты говорила: нужно оживить твой строгий кабинет… Увы! Только одну тебя я хотел бы оживить, твои пухлые щечки, твой нежный лобик». Потом он тоже скользнул глазом в сторону дамы в черном, посмотрел, какие цветы принесла она. Оказалось, она тоже выбрала в этот день яркие, но не тюльпаны, а гвоздики.

Впоследствии он видел ее каждый четверг. Она приходила то раньше, то позже него, но неизменно придерживалась того же дня недели. «Но не может же быть, что это из-за меня», — думал он. Однако со смутным волнением ждал ее прихода. Оба они тщательно выбирали цветы и теперь не таясь рассматривали, что приносит к могильной плите другой. Между ними установилось своего рода соперничество, и это было в угоду усопшим, потому что букеты становилось все пышнее. Они одновременно принесли первые розы, но дама положила у себя красные, а Этьенн — чайные. Позже они устроили настоящий фейерверк из разноцветных гладиолусов.

Он поджидал, когда она отойдет довольно далеко, и тогда шел следом, боясь смутить ее своей назойливостью, попыткой заговорить с ней. Она, судя по всему, не хотела этого, потому что шла торопливо, не оглядываясь.