Для фортепиано соло. Новеллы

— И вы находите это «нечто» в церковной музыке?

— Да, и в поэзии. И еще в Евангелии. Я хотел бы, чтобы моя жизнь стала чем-то очень чистым. Прошу прощения, что так говорю о себе и что делаю это так… напыщенно… так не по-британски… но мне кажется, что вы так хорошо… так быстро все понимаете…

Я поднялась и села возле его ног. Почему? Не смогу вам объяснить. Я не могла по-другому.

— Да, я понимаю, — сказала я. — Я, как и вы, чувствую, что это безумие — растрачивать жизнь, наше единственное достояние, на какие-то жалкие мгновения, бесполезные усилия, мелочные ссоры… Я хотела бы, чтобы каждый час моей жизни был таким, как эти мгновения, проведенные рядом с вами… А ведь я знаю, что этого не будет… У меня нет сил… Я поплыву по течению, потому что так легче… Я стану миссис Джек Д. Паркер; я буду играть в канасту; я улучшу свои показателив гольфе; зимой я буду ездить во Флориду, и так будет год за годом, до самой смерти… Наверное, вы скажете мне, что это нехорошо… Вы будете правы… Но что же делать?

Я прислонилась к его коленям; в эту минуту я принадлежала ему… Да, обладание ничего не значит; главное — согласие.

— Что делать? — переспросил он. — Не терять собственную волю. Зачем плыть по течению? Вы умеете плавать. Я хочу сказать: вы способны проявить силу и утвердить себя… Это так!.. К тому же для того чтобы взять в свои руки собственную судьбу, не нужна долгая борьба. У человека за его жизнь выпадает несколько редких моментов, когда все решается, притом надолго. Именно в эти моменты и надо найти в себе смелость сказать «да» — или «нет».

— И, по-вашему, сейчас у меня как раз тот момент, когда надо найти смелость сказать «нет»?

Он погладил меня по голове, потом быстро отдернул руку и словно задумался.

— Вы задаете мне, — сказал он наконец, — трудный вопрос. Я вас почти не знаю, я ничего не знаю о вас, о вашей семье, о вашем будущем муже — так какое же я имею право давать вам советы? Я рискую совершить страшную ошибку… Не я должен ответить, а вы. Потому что только вы знаете, чего ждете от этого брака; только вы знаете все детали, по которым можно предсказать последствия… Все, что я могу сделать, — это привлечь ваше внимание к тому, что, на мой взгляд, и, думаю, также и на вашвзгляд, действительно важно, и спросить вас: «Вы уверены в том, что не убиваете все самое лучшее в себе?»

Я тоже задумалась.

— Увы! Нет, я не уверена. Самое лучшее во мне — это упование на какие-то восторги; это жажда жертвенности… В детстве я мечтала стать святой или героиней… Теперь я мечтаю посвятить себя прекрасному человеку и, если смогу, помочь ему делать его дело, выполнять свое предназначение… Вот… Я никогда раньше никому не говорила того, что сейчас сказала вам… Почему именно вам? Сама не понимаю. В вас есть что-то, располагающее к признаниям — и вызывающее доверие.

— Это «что-то», — сказал он, — называется отречением. Наверное, человек, который не ищет для себя того, что люди называют счастьем,обретает способность любить других так, как они того заслуживают, и находить в этом иную форму счастья.

Тогда я совершила нечто смелое и немного безумное. Я схватила его за руки и спросила:

— А почему же вы, Питер Данн, не хотите получить свою долю настоящего счастья? Я тоже почти вас не знаю, и тем не менее мне кажется, что вы — тот человек, которого я бессознательно искала всю свою жизнь.

— Не верьте этому… Вы видите меня совсем не таким, какой я на самом деле. Я не смогу стать хорошим мужем или любовником ни для одной женщины. Я слишком занят своей внутренней жизнью. Я не выдержал бы, если б рядом со мной с утра до вечера и с вечера до утра находилось какое-то существо, которое поминутно требовало бы от меня внимания и имело бы на это право…

— Но внимание было бы взаимным.

— Конечно, но мне-то никакого внимания не нужно…

— Вы чувствуете себя достаточно сильным, чтобы в одиночку сражаться с жизнью… Я права?

— Точнее сказать, я чувствую себя достаточно сильным, чтобы сражаться с жизнью бок о бок со всеми людьми доброй воли… работать вместе с ними, чтобы сделать мир мудрее, счастливее… или по крайней мере попытаться это сделать.

— Но, может быть, это было бы легче, если бы рядом с вами была подруга. Конечно, надо, чтобы она разделяла веру, которая воодушевляет вас. Но если она вас любит…

— Этого недостаточно… Я знал многих женщин, которые, когда влюблялись, следовали за любимым мужчиной, словно сомнамбулы. Но потом наступало пробуждение, и они с ужасом обнаруживали, что находятся на крыше, что им грозит опасность. И тогда они могли думать только об одном: как спуститься и вновь встать на пол повседневности… Если мужчине ведома жалость, он последует за женщиной и тоже спустится. Потом они, как говорится, создадут очаг… Вот так и разоружают воинов!

— Вы хотите сражаться в одиночку.

Он поднял меня достаточно нежно:

— Никогда еще мне не было так трудно признаться в этом, но это правда… Я хочу сражаться в одиночку.

Я вздохнула:

— Жалко! Я была готова пожертвовать Джеком ради вас.

— Лучше будет пожертвовать Джеком имной.

— Ради кого?

— Ради вас самой.