Для фортепиано соло. Новеллы

Даже во сне я испытывала странное влечение к этому дому. Не имея сил (как, впрочем, и желания) сопротивляться, я направлялась к нему. Путь преграждал шлагбаум белого цвета, миновав который я попадала на тенистую аллею; меж деревьев были заботливо разбиты клумбы, где пламенели яркие весенние цветы: незабудки, примулы и анемоны. Я хотела собрать букет, но стоило мне их сорвать, как цветы тотчас же увядали.

Дом был сложен из белого камня и сверху покрыт яркой черепицей. Небольшое крыльцо вело к массивной дубовой двери. Я очень хотела попасть внутрь: звонила в колокольчик, кричала, звала хозяев — но мне никто не отвечал. В конце концов, глубоко огорченная, я просыпалась.

Мой сон повторялся на протяжении долгих месяцев, при этом настолько подробно и отчетливо, что в результате я пришла к выводу: вероятно, когда-то давно, в раннем детстве, мне уже приходилось видеть этот сад и этот дом. Но каждый раз, просыпаясь, я не могла вспомнить, когда и где я их видела. И это желание — во что бы то ни стало вспомнить — сделалось моей навязчивой идеей. В конце концов я приобрела небольшой подержанный автомобиль и стала колесить по дорогам Франции в поисках вожделенного дома.

Не стоит подробно останавливаться на моих путешествиях. Я объехала Нормандию, Турень,[43] долину Луары — но ничего не обнаружила, что, впрочем, меня не удивило. В октябре я прекратила поиски и возвратилась в Париж, но всю зиму грезила о низеньком белом домике и с наступлением весны продолжила свои изыскания в окрестностях города. Как-то раз во время одной из таких прогулок неподалеку от Иль-Эдема я вдруг почувствовала внутренний толчок — приятное волнение, которое возникает, когда спустя долгое время попадаешь в те места, где раньше была счастлива.

И хотя я прежде никогда тут не бывала, но сразу вспомнила эти места: пирамидальные вершины тополей возвышались над липовой рощей, за молодыми кронами которой угадывались очертания некоего строения. И я поняла, что наконец-то обнаружила дом моих сновидений.

Неподалеку, как я и предполагала, путь мой пересекала другая дорога, свернув на которую я вскоре подъехала к белому шлагбауму. Дальше начиналась уже знакомая аллея, по которой я так часто гуляла во сне: те же клумбы из незабудок, примул и анемон. Выйдя из машины, я прошла по аллее и попала на лужайку, откуда открылся вид на дом из белого камня с крыльцом и светлой дубовой дверью.

Я торопливо взбежала по ступенькам и, сгорая от нетерпения, позвонила. Я боялась, что на мой зов, как и во сне, никто не ответит. Но опасения были напрасны: почти тотчас же открылась дверь, и на пороге возник пожилой слуга, одетый в черный костюм. В его глазах, как мне показалось, застыла глубокая печаль. Он внимательно и вместе с тем удивленно воззрился на меня, не произнося ни слова.

— Позвольте вас побеспокоить довольно странной просьбой, — сказала я ему. — Я бы хотела познакомиться с владельцами этого прекрасного дома и с их позволения осмотреть его.

— Этот дом выставлен на продажу, мадам, — с нескрываемым сожалением произнес слуга. — И я здесь именно затем, чтобы демонстрировать его.

— Дом продается? — переспросила я. — Мне определенно повезло… А почему хозяева сами не хотят жить в нем?

— Они тут жили, мадам, но вынуждены были покинуть дом, когда в нем появились привидения.

Тут настала моя очередь удивляться.

— Привидения? Меня это не пугает!.. Вот уж не предполагала, что во французской глубинке еще находятся люди, верящие в такие предрассудки.

— И я бы не поверил, мадам, — вполне серьезно ответил он, — если бы своими глазами не видел привидение, заставившее съехать моих хозяев. Оно по ночам часто появляется в парке.

— Вот так история! — Я попыталась улыбнуться.

— Над этой историей, мадам, — с укоризной произнес старый слуга, — вам по крайней мере не пристало смеяться; ведь привидение, о котором идет речь, — это вы сами.