Для Гадо. Возвращение

Она пододвинула стул поближе ко мне и села напротив, закинув ногу на ногу, так близко от меня, что я улавливал запах, исходящий от ее чулок. Затем стала осматривать рану.

— Я велела принести вас сюда затем… — голос её перешёл на шёпот, — чтобы кое-что сообщить…

Я встрепенулся, с больными так не разговаривают, особенно симпатичные дамы. Она не спешила и выдерживала долгую паузу, словно желала в чем-то убедиться.

— Что именно? — не выдержал я.

— Ваш друг… Он просил меня узнать, как ваши дела. Всё, что вы скажете, я передам ему сегодня же. Это всё.

Она украдкой бросила взгляд на дверь и спросила одними глазами: «Ну?»

Я буквально опешил, до того неожиданными явились для меня ее слова. О чём она? Какой друг? Тольятти? Может быть, но почему он спрашивает о делах? Тара? Неужели он мог так быстро и четко сработать? Впрочем, он, в отличие от меня, сидел в этой тюрьме пять раз. Четыре срока и один оправдательный вердикт. Оправдательные приговоры как раз вошли в моду. Мог знать её давно, могли и свести, связи у него солидные, а ещё должники… Или — бывшая любовница. Баба в соку, чуть младше его. Одна грудь чего стоит! А осанка, ход, голос! Но может быть и «прокладка», менты способны на всё.

Я решил перестраховаться и проверить.

— Вы шутите, Алёна Павловна, — сказал я ей, — какой такой друг? У меня нет здесь друзей, я и о родственниках пошутил, для прикола. Три года прожил в Италии, вы перепутали меня с кем-то.

— Тише. Не забывайте, где вы находитесь, за дверью — контролер, — шикнула она. — Ничего я не перепутала. Ваш друг Вася, если угодно. Он, кстати, предупредил меня, что вы можете отрицать знакомство с ним.

Она быстро сунула руку в карман халата и что-то достала из него.

— Узнаёте? — В руках у Алёны была Тарина оригинальная зажигалка — Владимир Ильич в фуражке. Надавил на козырек и прикуривай. Я тотчас узнал её.

— Молодчина! — выдохнул я в адрес Тары. — Спасибо вам от души, Алёночка! — Говорить Павловна уже было не обязательно.

— Скажите ему, чтобы он выпустил «клиента» немедленно, сегодня же. Подальше от места. Пусть не волнуется, тряски не будет. Запомните?

— Да, у меня прекрасная память. Выпустить «клиента» немедленно, подальше от места, тряски не будет.

— Сколько я здесь пробуду?

— Думаю, дней десять — двенадцать. Я могу продлить лечение, но это рискованно…

— Тогда всё! Остальное — потом, через вас. Сейчас он мне не поможет…

— Нет не всё. — Алена нагнулась ко мне и прошептала на самое ухо: — В вашей камере находится некто Бажурин… Будьте осторожны с ним, он опасен…

— Что?! — не поверил я своим ушам. — Вы уверены в этом?

— Да. Абсолютно и твёрдо, — сказала она. — Я работаю здесь уже восемь лет. Восемь!

— Но-о…

— Всё нормально, больной. Санитары! — Алена встала и открыла дверь настежь.

— Дня через три я вас снова осмотрю. Нужные лекарства родственники уже передали, они у сестёр…

* * *

Меня несли в камеру, но мыслями я был ещё в кабинете. Такого приятного сюрприза от Тары я не ожидал. Разумеется, он думал не только обо мне, но и о себе, и всё же… Надо полагать, Алёночка не была обижена и получила за услугу достаточно. Впрочем, не жалко, заслужила сполна, молодец.

О Бажурине я как-то не думал и вспомнил о нем уже на пороге камеры. Ба-жу-рин? Скорее всего, это Абажур, больше некому. Я не обращал внимания на фамилии сокамерников — дурная привычка, да их и не особо называли. Не зона. В тюрьме поверка — по счёту, по головам и никаких карточек, фамилий. Лекарства с надписями брали они, не я. Ну, это ерунда, в конце концов разберёмся, кто есть кто, главное, что я в курсе. Остальное приложится.

Никто из троих не проявил особого интереса к моей персоне, когда меня внесли. «Зачем и куда дёргали?» Каждый был занят своим делом. Либо гад был уверен, что дёргали к врачу и по-настоящему, как сказали санитары, либо осторожничал. Если осторожничал — хуже, значит, опытный, прелый козел, со стажем. Я вспомнил всё, что говорил в присутствии сокамерников за прошедшие дни, и остался доволен — особо ничего лишнего. И ни-ка-ко-го интереса с их стороны, словно сговорились. Одно наблюдение, фиксация. Да, этого пса Бажурина голыми руками не возьмешь, умен. И где доказательства того, что он — «наседка»? В чем? Слова какой-то врачихи? Полументовки? Им нет веры, они не в счет при любом толковище. Я, конечно, ей верю, ей нет смысла мне врать, но… Обвинить человека — легко, обидеть — еще легче. Ба-жу-рин…

Вскоре выяснилось, что такую фамилию носит Абажур, я не ошибся. Да и мудрено было ошибиться.

«Хиляет за каталу, шуршит, почти блатюк! Погоди, ты у меня зашуршишь как мышь, не сорвешься. Взвоешь белугой, если захочу».