– Книга создается для того, чтобы ее прочли, – возразил Умберто.
– Разумеется. Однако Артуро Бенавенте целиком поглотила эта мысль. Следующую ночь он не мог заснуть. Лежа в постели, он думал о том, что священник, несомненно, нашел нечто большее в этом тексте. Нечто, что ускользало от него самого. Наконец он вспомнил, что в долгой разлуке несчастных любовников утешали почтовые голуби и что послания были зашифрованы на тот случай, если птица будет перехвачена или потеряется по дороге. В книге подробно объяснялось, какой шифр они использовали. Это был простейший метод – метод замены. Каждая буква алфавита замещалась другой. Однако для того чтобы затруднить немного расшифровку возможному перехватчику, они использовали ключевое слово. Это был традиционный прием криптографии, очень модный в эпоху, когда Гонсало де Корреа писал свой роман. Герои использовали в качестве ключевого слова ее имя: Мария. Таким образом, замена букв осуществлялась следующим образом.
Антон показал нам лист бумаги, на котором он написал большими буквами:
– Буквы имени «Мария» заменяли первые пять букв алфавита, который, начиная с буквы «f», продолжался в своем обычном порядке. Таким образом любовники могли быстро зашифровывать свои письма. Единственной проблемой было то, что буква «а» в зашифрованном тексте могла соответствовать «b», «е» или «f» настоящего письма, что для них не представляло большого затруднения и, напротив, усложнило бы задачу расшифровки постороннему человеку. Понятно? Это очень просто.
– А какое отношение имеет это к помешательству священника? – заметила Долорес, выйдя на секунду из своего оцепенения.
– Артуро Бенавенте заподозрил, что роман Гонсало де Корреа мог содержать послание, зашифрованное таким же образом, что и письма героев. Он поднялся с постели среди ночи и взялся за работу. За окном монотонно шумел дождь. Луна виднелась сквозь темные клочки туч, наполняя пейзаж мертвенным светом. Итак. Я избавлю вас от описаний. Уже светало, когда антиквар обнаружил скрытый текст и ключ к нему. Им было не что иное, как имя «Патрисия». После нескольких попыток он взял букву, которой начиналась каждая страница.
Антон показал нам другой лист бумаги. В тщательно выстроенном порядке, не вязавшемся с его нервным почерком, писатель изобразил на листе совершенно непонятный текст:
FHTKIPLRNDTALAEPIPMKATAPJNIILMIDAAKHMAIFIIDRILIHRILIKDIARHIHKMPFMPIIFMITHEHAPQFPRPIHLIID PAEIHKMPFTAPLNCATAIFMIIPKPTHEIPKPKLITHFMNRHDHKPMALIRILAFFAFINFHMKHCAFJNIIDRIPTHEIPGPKMNIPK MARPRIMARIIIFRIKPIPKPLAIEIKILPAILJNITNIFMPLTHFIDIPKPMNNDMAENSAPBIQPMNPDAIFMLIAPAKPPIPIPRHRHF RILPAIEHLLHDHILMNNHIDEAHIHKMPFMHJNIFPRALEPLHLIDHKDHRILTNAKAKPJNIMHRHMPEAAIFDPTNKAHLARPR MAIFINFIKITAHIFTNPFMHTHFTDNQPLNFHRILIPRPAFMKHEAIAHFILMIDITMHKLPAKPJNIMHRHIFIDENFRHILTHFRIN FEIFLPBILITMMHAFRILTACKPADIPLAILTHEHAKKIEALAADIEIFMIIIKRIKPIDLNIGHDPDAM"IKPMNKPUSIFIPKPIHKMAPE PRPEAP
– Антиквару не потребовалось много времени, чтобы расшифровать текст. По мере того как он читал эти строки, у него сжималось сердце. Уже был день, когда антиквар спустился в маленький церковный сад и попросил кофе. В руке он держал листок с тайным посланием Гонсало де Корреа. Он снова перечитал его: «Не думай, прекраснейшая Патрисия, что эта книга для многих. Верь мне: она создана для того, чтобы сопровождать тебя в последний путь. Осмелившегося нарушить покой книги ждет проклятие: после столь безрассудного вторжения читателю откроется, что все в мире содержит тайное послание. И пусть, как только он узнает это, его покинет покой и сон. Литература отомстит за тебя, любимая!»
Антиквар подумал о том, что провел без сна уже две ночи. Он вспомнил дона Атаульфо, мучимого совершенным им кощунством и искавшего смысл, а возможно, и прощение в камнях и полете ласточек. Подумал он и о том, что худшее, что могло присутствовать в книге, – проклятие читающему ее человеку.
– Прямо как девка, заразившая тебя венерической болезнью, – сказал Умберто, охваченный мстительным чувством. – Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?
– Нечто недоступное твоему пониманию, – презрительно ответила Исабель. – Что некоторые книги пишутся не ради денег и даже не из желания остаться в вечности, а по гораздо более тонким и сложным причинам.