Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы)

- Как хочешь, - ответил он, уже не глядя, и она встала и вышла.

В другой комнате, бывшей "большой", а теперь - "ее комнате", был беспорядок: колготки свешивались со спинки стула, пыльное пианино стояло открытым, на столе - засохшие цветы, купленные ей уже давно. Она сидела на кровати, в доме напротив кто-то, как всегда, громко запустил магнитофон, а ей хотелось плакать, но она не заплакала, а пошла на кухню посмотреть, поел ли пес.

На кухне пса уже не оказалось, и она заглянула в комнату. Там пес сидел перед мужем, и муж почесывал его за ухом.

Она вошла и села на диван.

- Правда, хорошая собака? - спросила она, радуясь, что он уже не так неуязвим, как за своим столом, и с ним можно будет поговорить.

- Хорошая, - без выражения сказал он, но пса все же поглаживал, не меняя позы.

- Так оставим ее, да?

- Давай оставим, - ответил он и прибавил, - если захочет.

Она присела рядом и тоже стала гладить пса. Она старалась не касаться рук мужа, но, случайно задев его пальцы, вздрогнула и подняла ресницы. Его длинные пальцы не остановились, а все также гладили рыжую короткую шерсть, взгляд был тверд, губы сжаты, и весь он был укрыт от нее плотной оболочкой. Ей захотелось прижаться к его плечу, ей страшно захотелось потрогать его выбритую щеку, но делать это было нельзя, и она опустила глаза. Они молча гладили пса, пес положил голову на ее колени, и муж убрал руку и отошел к окну. Он стоял у окна, она знала почему - ждал, когда она уйдет, но она не уходила. Она напряглась и смотрела на его плечи, рубашку, а он вдруг закинул руку назад и почесал под рубашкой спину. Видно было, как его пальцы то собираются в кулак, то расходятся, сильно скребя кожу под майкой и бугрясь под рубашкой.

Она отвернулась, вышла и опять села на кровать в своей комнате.

Пес простучал когтистыми лапами по паркету, потом мягко прошел по ковру, сел рядом и заскулил. Он начал высокой свистящей нотой, а закончил ворчащим басом, прервался, чтобы перевести дух, и засвистел снова, толкая мордой ее руку. Она не смотрела на него, не слышала его, перебирала покрывало и прислушивалась к шагам мужа за стеной. Шаги были от шкафа к дивану, дверцы шкафа скрипели. Она слушала шаги - вот он надел пиджак, вот сел на диван надеть носки - и думала, что вот сейчас он уйдет, и еще не раз будет уходить, и она все также будет слушать его шаги за стеной. Он затих причесывался или застегивал запонки. Она подумала, какие он взял - янтарные или черные. Шаги стали ближе - она вздрогнула и напряглась - он вышел в коридор. "Сейчас, сейчас хлопнет, и все!" - подумала она и, закусив губу, стараясь сдержаться, стала вызывать одну за другой мысли, что все равно он должен, должен вернуться, что есть ведь такое слово "долг", что он будет так возвращаться и уходить и, все-таки, возвращаться. "Это самое главное слово, - думала она, - остальное возникает и исчезает, мало ли что бывает в жизни, долг - стержень, он победит, все держится на долге!"

- На долге! - почти вскрикнула она в ответ на щелчок захлопнувшейся двери. Пес вскочил и побежал к выходу. Он заскулил там, а потом перестал скулить и залаял. Этот лай был так громок и непривычен в тишине, что она вскочила и выбежала в коридор. Пес стоял у двери, лаял отрывисто и требовательно. Он перебирал в нетерпении лапами, оглянулся на нее и принялся тыкаться в дверь, пытаясь открыть ее мордой.

- И ты тоже хочешь уходить? - спросила она, и он снова оглянулся и, облизнувшись, гавкнул, будто с раздражением, будто желая сказать: "Покормили - это хорошо, но теперь я хочу туда, на улицу, да откройте же скорее!" Она щелкнула замком, и пес затрусил по лестнице. Она перегнулась через перила и видела, как он мелькал на нижних этажах и исчез совсем.